После любви

– Но узнала от Фрэнки. И он же подарил мне ваши фирменные спички. Вы сами видели.

– Да… Видел.

– Фрэнки – занятный тип. Много распространялся насчет своих подвигов на ниве сейфов, сыров и сухих строительных смесей. А еще он был диджеем на Ибице. И едва не завербовался в иностранный легион.

– Он любит этим прихвастнуть перед девушками. Откуда вы приехали?

Тон бармена нисколько не изменился, изменилась обстановка вокруг: вещи, до этого предоставленные сами себе, сжимают кольцо вокруг кресла, в котором я так неосмотрительно угнездилась. О том, чтобы подняться, не задев курительницу или сундук, не опрокинув ширму, не может быть и речи. И само кресло превратилось в ловушку – оторвать руку от подлокотника можно, лишь напрягая все силы. Но если словесная экзекуция продолжится теми же темпами – в скором времени и максимального напряжения сил будет недостаточно.

Малодушие – вот чего бы хотелось избежать.

– Откуда?..

– Вы ведь не француженка?

– Нет. Я – русская, но последние несколько лет прожила в Марокко.

– Так вы приехали сюда из Марокко?

– Ну… да.

– И когда?

– Это допрос?

– Нет. Мы просто беседуем.

– Вы пригласили меня поговорить о Фрэнки, но почему-то мы говорим только обо мне.

– Это естественно, вы ведь друзья, не так ли?.. Так когда вы познакомились с Фрэнки? И главное – где?

«Когда» и «где» охватывают королевство Марокко с флангов; стрела «когда» и стрела «где» направлены на его атлантическое побережье, их острия смыкаются в маленькой точке на карте – Эс-Суэйра, население городка (от грудных младенцев до дряхлых стариков) не самый вместительный бар «Cannoe Rose» переварил бы за несколько недель, что известно об Эс-Суэйре не-Шону? И знает ли он вообще о ее существовании?

– Помнится, вы употребляли словечко «давно». – На помощь это не похоже; скорее бармен решил утопить меня окончательно.

– Разве?

– Употребляли. Вы давно не виделись с Франсуа, он ваш давний друг и все такое.

– И что из того?

– А то, что Франсуа никогда не упоминал о вас.

– А должен был?

– Он никогда не упоминал, что знаком с русской.

– Знакомство с русской – из ряда вон выходящее событие?

– Неординарное.

– Я не говорила ему, что я – русская…

Я больше не контролирую ситуацию – и все из-за маленькой ошибки, которая может привести к непредсказуемым последствиям. Отвлекшись на вещи в каморке, убаюканная монотонным голосом бармена, я – совершенно машинально – сказала правду о себе. Русская из Марокко, уличенная в акценте и еще бог знает в чем. Все было бы по-другому, представься я испанкой из Нюрнберга, ну что я за дура!.. Об испанку из Нюрнберга бармен обломал бы себе все зубы. Испанке из Нюрнберга все сходит с рук, чего стоила одна встреча с отмороженным сопляком Слободаном! Мы расстались, довольные друг другом, но в случае с барменом исход встречи вовсе не выглядит таким уж безмятежным.

– …Не говорили?

– Нет.

– Вы познакомились в Марокко?

– Допустим.

– Но Франсуа никогда не был в Марокко.

– Если он ваш друг, – я стараюсь сохранять спокойствие, – тогда вы должны знать, что он был в Марокко…

– …Он не был там до самого последнего времени. Он уехал туда совсем недавно. И месяца не прошло.

– Я знаю.

– И я думаю – с ним случилось несчастье.

Не-Шон говорит это не для меня, скорее – для себя, перекатывая во рту потухшую сигару, – грустную сигару в грустном рту, его глаза тоже грустны, в их глубине мерцают слова всех самых грустных песен на свете.

– С ним случилось несчастье, ведь так? Случилось самое худшее. Иначе вас не было бы здесь.

– Боюсь, что да. Мне очень жаль.

Я бы могла прикоснуться к локтю бармена, положить руку ему на плечо – и это было бы самым естественным проявлением чувств. До сих пор мы просто водили друг друга за нос, стараясь выведать главное окольными путями, но теперь все изменилось, и я не заметила – когда. И не поняла – почему. От не-Шона не исходит никакой опасности, хотя иногда убивают не только королей, но и гонцов, принесших дурные вести.

Ничего подобного мне не грозит, не-Шон пережил возможную кончину Фрэнки задолго до того, как я появилась в «Cannoe Rose».

– Дайте-ка сюда вашу монету.

Это не просьба – требование, ему невозможно не подчиниться, монета, монета… Какую монету имеет в виду бармен? Уж точно не мелочовку, которую я выгребала из карманов, такой мелочовки полно в любом другом кармане, в любом другом портмоне, на дне любого другого рюкзака. Разница в рисунке, диаметре и номинале настолько незначительна, что никогда не бросится в глаза. Какую монету имеет в виду бармен?

Отличную от других.

У меня есть только одна отличная от других монета, и не-Шон уже видел ее на стойке. И теперь хочет видеть еще. Ладно. Вытащив единственный в своем роде нумизматический раритет, поднятый со дна Атлантики, я протягиваю его бармену. Несколько секунд он изучает лошадь, иероглифы и квадратную дырку посередине, подбрасывая их на ладони и даже прибегнув к помощи лупы.

– Что скажете? – спрашиваю я.

– Да. Это она.