После любви

Мне требуется немало сил, чтобы скрыть удивление (до этого все они уходили на борьбу с подлокотниками кресла), – позеленевший медный кружок, выловленный марокканским рыбаком за тысячу километров отсюда, не может иметь ничего общего с этим местом, с этим человеком или с каким-нибудь другим человеком, кроме меня, Ясина или (возможно) Доминика. Несмотря на годы, прожитые в одной из стран Магриба, несмотря на подобие дружбы с заядлым иллюзионистом Ясином, я не верю в мистику и уж тем более – в магические совпадения, изменяющие судьбу. Должно быть и другое объяснение происходящему.

– Почему вы не показали ее сразу?

– Ждала подходящей минуты.

– Что произошло с Фрэнки?

– Его убили.

– Что ж, он понимал, на что идет. Он и отправлялся туда один, на свой страх и риск…

– Не один, – осторожно поправляю я. – Я была с ним.

– Да, простите. Не один.

Не-Шон надолго погружается в молчание. Я не уверена, что его слова были подобраны верно и что мои слова были подобраны верно, но молчание все расставляет по местам: этот мужчина стоически переживает гибель друга. А эта женщина полна сочувствия и сострадания к нему.

– Вы та самая девушка, которая работала с Франсуа на последнем задании? – Он нарушает гнетущую паузу первым. Задание – как удивительно! Будучи в Марокко, Фрэнки выполнял какое-то неведомое мне задание, но чьи интересы он представлял? Самое правильное – набраться терпения, истина может всплыть в любой момент.

Если уж друг Фрэнки решился поговорить со мной.

– Я – тот самый человек, который был рядом с Франсуа в Марокко.

– Он… погиб там?

– Да.

– Этим делом занимается марокканская полиция?

– Да.

– Убийц конечно же найти не удалось?

– Нет.

Марокканская полиция, занимающаяся делом Франсуа Пеллетье, думает совсем по-другому. Она уверена, что убийство совершила я, и мой побег лишь сделал эту уверенность железобетонной. Но доносить на себя другу покойного Фрэнки я не собираюсь. Не потому, что не-Шон тотчас же присоединится в своих подозрениях к следователю из Марокко, нет. Скорее, он примет мою сторону, как поступил бы любой незашоренный, обладающий известной рассудительностью и гибкостью ума человек. Впрочем, и обыкновенного здравого смысла было бы достаточно, чтобы понять: виновный в убийстве никогда бы не сунулся сюда и не стал бы искать связи Фрэнки и связь с Фрэнки, пусть даже и мертвым. И все равно – я ничего не скажу не-Шону, хотя он и обладает всеми вышеперечисленными качествами, – просто потому, что сам рассказ занял бы слишком много времени. И (по его окончании) я бы уже не была девушкой, которая работала с Франсуа на последнем задании; девушкой, которой можно доверять; девушкой, посвященной в тайну; девушкой, знающей секрет. Я бы снова стала той, кем была всегда, – мало кому интересной русской из Марокко, бесцельно проживающей скучную жизнь в ожидании такой же скучной смерти.

Собственная никчемность – вот чего бы хотелось избежать.

Мерседес – она во всем виновата! Быть такой, как она. Быть ею. Быть почти мифом, – эта болезнь заразна, этот вирус неистребим, он уже поразил весь мой организм, он добрался до самых дальних его уголков, он подчинил себе деление клеток и ток крови по венам; он и сейчас жмет на сердечный клапан, лениво догрызает глазные яблоки, дует в свирель позвоночника:

Мерседес, Мерседес, Мерседес.

Я не спрашиваю у не-Шона разрешения закурить (а что бы это изменило?), я просто закуриваю. И, сделав первую затяжку, округляю рот и выдыхаю дым. Смело, как учила меня полусумасшедшая Ширли. Кольцо идеальной формы, ну надо же!.. Настоящее произведение искусства.

Подумайте о том, что когда-либо поразило вас в самое сердце, – но я думала вовсе не о Ширли, и не о бармене из «Cannoe Rose», и не о Фрэнки, и не о его марокканской миссии, и не об Алексе, и не о Том, чья нелюбовь когда-то заставила меня бежать куда глаза глядят, – я думала о Мерседес.

Мерседес.

Вот он, ответ. Мерседес поразила меня в самое сердце – такая же идеальная, как и кольцо, выпущенное в ее честь.

– …Что ж, он понимал, на что идет. – Не-Шон внимательно следит за кольцом, медленно растворяющимся под потолочными балками.

– Вы хорошо его знали?

– Достаточно, чтобы любить его и верить ему. Хотя я и никогда не знал его настоящей фамилии.

Мысль о том, что фамилия «Пеллетье» может не быть настоящей, никогда не приходила мне в голову, слава богу – хоть в имени мы с барменом сошлись.

– Я знала его как Франсуа Пеллетье. А что он говорил обо мне?