Посланница преисподней

Агенты пристально следили за каждым шагом своих нанимателей, чтобы при первой же возможности закрыть договор раньше времени: в тексте таилось множество лазеек. И негодяям, рискнувшим подписать договор, оставалось недолго творить зло и портить другим людям жизнь.

Конечно, демоны понимали, что их господину нужны преступники — и быстрее, чем истекут сроки. Поэтому они под видом купцов-работорговцев скупали на рудниках сосланных за убийства и разбой, но не всех, а лишь тех, кто по тяжести вины был осуждён на пожизненные работы.

Или выкупали у судей приговорённых к смерти.

Вскоре по берегам южного моря прокатилась молва, что где-то на далёком мрачном острове живёт злобный царь Эхет — многие люди, как и Гими когда-то, коверкали имя Эета, — и он творит какие-то немыслимые ужасы над несчастными, попавшими к нему в руки. Ходили слухи, будто он расчленяет тела умерших от пыток и кормит ими своих псов.

Эет только криво улыбался, выслушивая от Дарршиса эти сведения, но приказ о пресечении слухов не отдавал.

А они становились всё интереснее и интереснее.

Некоторые стали говорить не только о царе Эхете, но и о царе Эете — правда, как о двух разных людях. Утверждали, будто царь Эет великий волшебник, повелитель драконов и хранитель какого-то невероятного сокровища. Правда, пока столь занятные сведения витали лишь внутри шпионских сетей на греческих островах, и потому были доступны очень узкому кругу: семьям правителей и приближённым лицам. И всё же, выслушивая это, Эет морщился, кусал губы — и просил Дарршиса придумать для сплетников сказку о том, где могла бы жить столь занятная личность.

— Пусть отчаянные головы где угодно разыскивают драконов и сокровища, лишь бы подальше от Атариды! А страшные истории об Эхете поощряйте.

Таким образом, вскоре угроза заковать в цепи и отправить к злому царю Эхету стала на западных греческих островах весьма действенной и весьма распространённой, зато в руки слуг Эета начали попадать невинные люди: многие влиятельные аристократы пытались столь простым и элегантным способом избавиться от неугодных, не рискуя быть обвинёнными в убийстве. Но демоны, способные видеть души, определяли такие нечаянные жертвы моментально. Чтобы не портить репутацию злодея, Эет не позволял просто и откровенно отпускать несчастных, но — создавать им условия для побега.

К сожалению, не все решались воспользоваться этими условиями, и часть невинных всё же попадала на Атариду. Здесь этих пленников освобождали и возвращали на родину, предварительно стерев память об острове.

Как ни странно, находились и такие, что умоляли оставить их на Атариде. Польза государству? Сколько угодно! Они могут заниматься разведением пчёл, охотой, гончарным делом… Могут выращивать виноград и делать вино, выращивать оливы — и давить масло.

Эет усмехался — и разрешал.

В глубине души он радовался, что на остров вернулись простые смертные.

Отстраивался город, вокруг него появлялись посёлки, распахивались поля, налаживалась торговля, университет к концу следующего года мог бы принять первых слушателей — а темницы в подземельях Храма заполнялись преступниками…

Неделю назад Эет отдал приказ реставрировать храмовые купальни.

Правда, в тайне от Вирлисса.

Молодой правитель приходил в восторг от одной мысли, как обрадуется сюрпризу Вир, и сейчас его огорчало только одно: на научные занятия — а сейчас он вплотную занялся сложнейшей магией Пространства — оставалось очень мало времени.

Только вечера.

Но даже и вечера он не всегда мог посвящать любимой работе. Среди обитателей Храма уже успела установиться традиция: после захода солнца все собирались в Верхнем храме, пили чай, разговаривали и слушали песни Таривила.

И Эет не мог лишить себя дружеской болтовни, прекрасных эльфийских песен, обмена идеями и планами…

А для магии оставалась ночь.

Какого чёрта? Ведь, в конце концов, он немёртвый! Он может позволить себе роскошь обходиться без сна и обычной еды.

И Эет почти обходился.

На сон юноша тратил теперь не более трёх-четырёх часов, а потом вставал с покрасневшими глазами и спускался к подножию Храма — тренироваться…

Он понимал, что цена такому злоупотреблению возможностями неумершего — ранний голод, но разве темницы его подземелий не забиты человеческой мразью всех сортов? Стопроцентной, качественной мразью, на счету которой множество исковерканных судеб — он сам убедился в этом, с помощью телепатии дотронувшись до разума каждого из пленных, чтобы исключить возможность ошибки.

Там, в подземельях, некого было жалеть.

За эти два месяца Эету уже четырежды приходилось утолять голод, в то время как Ариту — всего дважды, но никакого удовольствия этот процесс молодому личу не доставлял. Эет, как ни уговаривал себя, не мог поедать приговорённых заживо. Он просто приканчивал бандитов, сворачивая шею — и уже потом… Как поступал Арит, Эет не знал — впрочем, и знать не хотел.

Что же касается счастливчика Таривила, то тот только пожимал плечами и осведомлялся, как же ощущается пресловутый голод?…

— Когда ты его почувствуешь, не спутаешь ни с чем, — устало отмахивался Господин.