Порт-Артур – Токио

Солдат империи. Сейчас – часовой. Затянув поплотнее капюшон и время от времени посматривая вокруг себя, Като неторопливо промерял шагами границы своего поста. Сто двадцать шагов вдоль бруствера в одну сторону. Поворот. Сто двадцать в другую. Поворот. Три 280-миллиметровых гаубицы под бесформенными брезентовыми чехлами впереди. Поворот. Три гаубицы позади…

Бетон потерны и бруствера. Темная, почти черная вода внизу. Плеск волн. Шум ветра. Шорох дождя…

Ползущий по часовой стрелке молочный, перечеркнутый строчками летящих капель конус прожектора ближнего обзора. Где-то там, метрах в пятистах, маленькие серебристые гребешки волн в бледном пятне. Желтые лампы по сторонам внутренней пристани. Красный фонарь на конце волнолома…

Зимой или в плохую погоду капитан Вакабэ менял караульных каждые четыре часа, дабы не вредить здоровью солдат, а главное, чтобы ощущение дискомфорта от холода и сырости не отвлекало их внимание, притупляя бдительность. Хотя, если честно говорить, эти самые внимание и бдительность притупились уже достаточно давно: их усиленная охранная рота несла караул на форту Дайити уже больше года. Их вместе с пулеметной командой перевели сюда еще в декабре 1903-го. Вначале было трудно: самим пришлось вместе с наемными рабочими строить себе казарму, поскольку жилые помещения искусственного острова были рассчитаны на размещение полного штата артиллерийской прислуги, минеров и всего лишь взвода пехоты.

Однако, слава богам, все трудности были преодолены успешно. С офицерами им повезло: что капитан Вакабэ, что оба лейтенанта, Хиро и Танигучи, были вполне спокойными людьми, лишенными излишнего снобизма или бессмысленной злобности. Избивали солдат в их роте только за серьезные провинности, а вместо обычного сержантского мордобоя офицеры ввели в практику наказание битой, как принято на флоте. Конечно, пятая точка болела после этого жестоко, но зато «портрет» и зубы при экзекуциях не страдали.

Муштрой и беготней с полной выкладкой их командиры солдат особо не доставали. А то, что регулярно заставляли практиковаться в стрельбе, знании помещений и вооружения форта, а также силуэтов военных судов, как своих, так и неприятельских, так на то и война. Одним словом, рядовой Като был вполне доволен как начальством, так и течением своей службы, размеренным и спокойным. Что не могло не радовать, особенно после того как из Маньчжурии стали приходить все более печальные вести о больших потерях в армиях маршала Оямы.

Но, несмотря ни на что, уверенность в победе над северными варварами прочно обосновалась в дружном коллективе его 2-й роты 4-го охранного полка. Артиллеристы, их соседи по форту, а фактически его полноправные хозяева, в большинстве своем также разделяли мнение пехотных, как и минеры с торпедистами. Но только до того черного дня, когда до них дошло известие о страшном разгроме японского флота.

Вначале было объявлено, что было морское сражение, в котором обе стороны имели потери. Японцы – незначительные, а русские потеряли несколько больших кораблей. Сперва все радовались. Потом…

Потом, кажется, дней через шесть или семь это было, вернулся на катере из Йокосуки артиллерийский подполковник Хонда, заместитель коменданта форта. Офицеры затворились у себя и очень долго не выходили, шумели и спорили о чем-то. С солдатами взвода Като даже не провели тогда положенное занятие по стрельбе.

Вечером же, когда офицеры довольно много выпили, стоявший на посту у бруствера над внутренней пристанью форта Като оказался свидетелем неожиданного происшествия. Расположенная неподалеку стальная дверь в цоколе потерны вдруг распахнулась, и из нее выскочил капитан-лейтенант Арима, командовавший батареей крупнокалиберных минных аппаратов. Вид у него был сумасшедший. Он кинулся к себе, где, как потом говорили, хотел сделать сэппуку офицерским мечом. Но другие офицеры успели вовремя. Его скрутили и посадили на время под арест.

С того вечера среди солдат начали ходить разные мрачные слухи, которые обрели под собой вполне конкретные основания, когда капрал Овада, вернувшись из увольнения, привез с собой переписанную статью из запрещенной газеты. Под большим секретом он показал ее и кое-кому из рядовых. Из статьи под названием «Гибель морского дракона» следовало, что Соединенный флот не просто потерпел поражение, а наголову разгромлен! Япония потеряла практически все свои лучшие корабли, командующий тяжело ранен, погибли несколько адмиралов и с ними около шести тысяч человек моряков…

Вскоре Оваду изобличили. Его жестоко избили, судили и разжаловали в рядовые. Лейтенант Хиро, зачитавший приказ и лично сорвавший лычки с формы бывшего капрала, разъяснил солдатам, что, несмотря на поражение флота, потери его будут в ближайшее время восполнены, а на боеспособности армии и неприступности береговой обороны они и вовсе никак не сказались. А за распространение паникерских настроений приказано предавать военнослужащих военно-полевому суду. И что Оваде еще зачли его былые заслуги…