Читаем Порою нестерпимо хочется полностью

Я одеваюсь несколько медленнее. Голова у меня звенит в предвкушении событий, и я улыбаюсь, двигаясь по темному коридору на свет, веером лежащий на полу перед их спальней. Я знаю, что с ним: его рвет. С захлебывающимся кашлем, стонами и прочими театральными приемами, которые традиционно используются детьми с целью достижения соучастия и жалости. Да, я знаю: точная копия того, что обычно изображал я, с идентичными причинами и намерениями.

Теперь осталось немного, один небольшой текст, и низвержение будет завершено.

Я медленно иду по коридору, смакуя слова, выбранные мною для величайшего в истории ниспровержения, и вспоминая приписку, сделанную братом Хэнком на той открытке, -- он сам накликал на себя беду -- домашний голубок вернулся со смертоносным клювом ястреба. "Верно, съел что-то жутко жирное, раз тебя так жутко тошнит", -- репетирую я вполголоса, готовясь к своему выходу. Отлично. Великолепно. Я готов. Я вхожу. Вив держит Хэнка за плечи -он сполз на пол, пытаясь засунуть голову в забрызганную рвотой металлическую корзинку для бумаг. Мокрая рубаха прилипла к его трагически сотрясающимся плечам, в волосах запутался речной мусор...

-- Ну, братец, верно съел что-то жутко жирное, -- церемониально начинаю я, придавая фразе магический оттенок, словно она в состоянии осуществить любые чудодейственные изменения, -- раз тебя так...

-- О-о, Ли, Хэнк говорит... -- Мой речитатив резко обрывается сначала Вив, потом Хэнком. Он поднимает голову и медленно поворачивается -- я вижу заплывшую щеку и разорванные в клочья губы. -- О-о, Ли, Хэнк говорит, что Джо Бен... Джо и отец... -- медленно поворачивается, пока не останавливается на мне здоровым глазом, холодным и зеленым от всеведения, -- что Джо Бен погиб, Ли; что Джо мертв; и Генри, вероятно, тоже... -- За разверстым ртом виден черный, спекшийся язык, пытающийся произнести что-то невнятное:

-- Малыш... Малыш... нет никакой, Малыш... Вив подхватывает его:

-- Звони врачу, Ли; кто-то избил его.

-- Нет... никакой настоящей...

Но, что бы он там ни собирался сказать, слова тонут в новом приступе рвоты.

(И последнее, что я помню из того дня, перед тем как окончательно вырубиться: если сила не истинна, значит истинна слабость. Настоящее и реальное -- это слабость. Я все время обвинял Малыша в том, что он прикидывается слабым. Но способность прикидываться и свидетельствует о том, что слабость истинна. Иначе тебе бы не хватило слабости, чтобы прикинуться. Нет, прикинуться слабым, невозможно. Можно прикинуться только сильным...)

Внизу, разговаривая с врачом по телефону, я совершенно бессознательно завершил свою магическую фразу. "Как он?" -- спросил врач. "Доктор, похоже, ему плохо. -- И добавил: -- Жутко тошнит", как Билли Батсон, договаривающий вторую половину прерванного "Сгазам!", могущественного слова, которое в сопровождении грома и молнии превращает Билли из серого хилого заморыша в огромного и могущественного великана, Чудо-Капитана. "Да, доктор, жутко тошнит..." -- говорю я.

И в это время вспыхивает разряд молнии, внезапно освещая все окна вырвавшейся из туч луной. И оглушающий удар грома доносится сверху от упавшей корзины. Все как положено. Только в отличие от Билли моя трансформация не материализуется. Не знаю, чего я ждал, -- наверное, того, что меня вдруг раздует до размеров Чудо-Капитана и я улечу, облаченный в оранжевое трико. Но пока я стоял с гудящей трубкой в руках, прислушиваясь к выкашливаемой и выплакиваемой мелодраме, которая разворачивалась наверху, до меня постепенно стало доходить, что я ни в малейшей степени не приблизился к тому положению, которое, как я надеялся, обеспечит мне моя месть. Я успешно осуществил весь ритуал отмщения, я верно выговорил магические слова... но вместо того чтобы превратиться в Чудо-Капитана, согласно традиции маленький-побивает-болыпо-го... я создал лишь еще одного Билли Батсона.

И тогда наконец я понял, к чему относилось это "берегись".

(А если прикидываться можно только сильным, а не слабым, значит, Малыш поступил со мной так, как я хотел поступить с ним! Он вернул меня к жизни. Он заставил меня прекратить прикидываться. Он привел меня в порядок.)

Оставшиеся в живых жители пригородов Хиросимы описывали взрыв как "страшный грохот, как будто рядом пронесся паровоз с длиннющей цепочкой вагонов, которая, постепенно удаляясь, замирала вдали". Неверно. Они описывали лишь недостоверные слуховые ощущения. Ибо этот первый громовой удар взрыва был лишь слабым шорохом по сравнению с грохотом обрушившихся на нас последствий, последствий, которые еще будут обрушиваться...

Ибо реверберация, нарастающая в тишине, зачастую оказывается громче звука, породившего ее; отсроченная реакция порой превосходит событие, вызвавшее ее; прошлому иногда требуется немалое время, чтобы произойти и проявиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги