Порча

Костров ослабил шарф и задрал голову. Хмурое небо перечеркивали стальные балки кровли. Ячейка у конькового прогона была закрыта куском фанеры. Игнатьич подколхозил, но крыша снова текла. Дождик подпаивал финиковую пальму.

Хоть жертвуй собственной премией…

Костров не спешил возвращаться в школу. Прогулялся по увитой плющом аллейке. Из администрации прислали письмо: срочно состряпать списки малоимущих семей. Акция, дескать, подарки вручат. Знаем мы ваши подарки, жлобы.

Классные руководители выстроились в очередь к директорской. Кого считать малоимущим? Тут треть учащихся вписывается без проблем. А списки оглашать? А одноклассники не будут издеваться над «нищими»?

– Подождут, – сказал Костров пальме, – может человек передохнуть, а?

В ответ за зоной с кактусами вздыбилась тень.

Кто это там? Игнатьич? Завхоз? Или пацаны забрались в джунгли покурить?

– Я вас вижу, выходите по одному.

Негромко зарокотало.

Из-за кадок выбрался лев.

Колени Кострова затряслись. Ноги будто вмуровало в пол.

Зверь передвигался на мощных лапах. Сильный, мускулистый, с гладкой лоснящейся шкурой и янтарными глазами. Света достаточно, чтобы рассмотреть каждый ус. Тень грозно ползла по стене.

Костров видел львов в московском зоопарке – они обедали, терзали клыками мясо, заглатывали, не жуя. Видел в кино, в документальных передачах. Черт, он отлично знал, как выглядят львы.

Зверь зевнул, отворяя пасть. Облизался и вальяжно пошел по проходу. Массивная морда, отороченная густой гривой. Когти, цокающие о плитку…

Зоопарк… сбежал из зоопарка…

Мозг выдал набор вычитанных где-то фактов: «Сытый лев не охотится». «Рык льва разносится на десять километров». «Опасные людоеды»…

Костров опомнился и сделал шаг назад.

Увенчанный кисточкой хвост хлестнул по растениям, смел вазу, расколовшуюся на черепки. Звук отрезвил.

Костров метнулся к выходу. Он слышал ускорившееся цоканье, дыхание приближающегося хищника.

Расстояние сокращалось.

Лев поймает его в прыжке и разорвет, как бумагу.

Плечом Костров вышиб дверь, споткнулся о порог и полетел в лужу. Сгруппировался, перекатился на спину.

В Горшине не было львов. Ни единого чертова льва.

За растопыренными пальцами – пустой проход пустой оранжереи. Расколотая ваза на полу, кучка земли.

Безумие. Порча.

Мозес (2)

Матросы конопатили судно, смеясь и чертыхаясь на чем свет стоит. Ловко лазали по вантам. Боцман Абрахам Тернер был великолепным охотником, Данн слышал, как лает за капустными пальмами его мушкет.

Судовой врач Питер Броуди рекомендовал поменьше контактировать с островитянами.

– Не нравится мне цвет их кожи, – посетовал Броуди. – Не подхватить бы заразу.

– Вечно ты ноешь, док, – крикнул боцман, лихо спрыгивая с пригорка. За ним матросы несли добычу: дикую свинью, вдоволь голубей и куропаток.

По такому случаю кок покинул жаркий зловонный камбуз и колдовал над костром. Смешал горох и кукурузную крупу, заправил от души жиром.

Матросы, которым надоело спать на смердящей серой палубе, мастерили хижины из пальмовых листьев. Волокли со «Скитальца» узлы и морские сундуки.

Сидя на пне, Данн отлично видел лагерь и поселок. Он размышлял о хозяйке. Сколько лет Жозефине? Тридцать? Тридцать два? Получается, так.

Юнга – неграмотный девятнадцатилетний детина – переворачивал песочные часы и звоном колокола отмерял время. Тернер просвистел общий сбор. Уставшие моряки стекались к костру. Кок разливал похлебку, делил мясо.

– За нашего славного капитана! – провозгласил боцман. Команда отсалютовала кружками.

– На вашем месте, – тихо сказал помощник Уолтерс, – я бы опасался мятежа.

Данн изобразил удивление. Но слова Уолтерса не стали для него новостью. Он замечал разочарование на лицах флибустьеров. Ловил краем уха недовольный ропот.

– Буду прямолинеен, – помощник отхлебнул из бутылочной тыквы, – ваш авторитет падает. Они не простили вам гибель «Грозного». И смерть людей на «Громе» списывают на ваш счет.

Данн хрустнул костяшками. Коснулся эфеса сабли.

– И скольким из них я могу доверять?

– Только себе, капитан.

Рассвет принес дурные вести. Матрос по фамилии Брогг ночью отдал Богу душу.

– Разве он болел?

– Стукнулся виском. Жаловался на мигрень. Полагаю, кровоизлияние. – Доктор Броуди безразлично высморкался в платок. – Когда прикажете похоронить?

– Завтра, – сказал Данн. – Есть могилы трех европейцев рядом с лагуной. Пускай Брогга погребут возле них.

Он велел плотнику сколотить гроб. Брогг был новичком на «Скитальце», его кончина не особо опечалила матросов. Привыкшие к смерти, они занялись дневными заботами: ремонтом форштевня, латанием парусов. Пока одни очищали шлюп от моллюсков, другие охотились. На прибрежных рифах было полно водяных яблок, а стало быть и черепах.

Данн навестил Уолтерса; помощник получил указания наблюдать за оружейным складом. Кроме того, Уолтерс обустроил схрон в зарослях, припрятал пару пистолетов, мушкет и четыре гранаты.

– Все спокойно, капитан.

– Будем надеяться.

Огромный метис отдыхал, прислонившись к релингам, жевал лимон. Улыбнулся капитану. Данн подумал, что этот глазом не моргнув вонзит ему под ребра рапиру.