Попасть – не напасть

– Спроси, чего мы делать НЕ будем, – ухмыльнулась я. – Сидеть и отдыхать. А остальное все будет.

Арине это явно не понравилось, но кто ее спрашивал?

* * *

– Доброе утро, детки! Я смотрю, вы уже завтрак приготовили?

Мамаша лучилась улыбкой, словно изотоп урана. Бессмысленно и беспощадно. И беззубо. Во рту у нее, дай бог, зубов шесть оставалось…

Сегодня коричневая блузочка сменилась на голубую, в цветочек, но юбка осталась та же самая. Кудельки волос были кокетливо заколоты здоровущим гребнем. И к столу она направилась также прямой наводкой.

– Руки! – рыкнула я.

– Что?

– Мыть руки и умываться, – пояснила я. – Обязательно для всех, потом завтракать.

– Маша, ты слишком много на себя берешь!

– Кто платит, тот и распоряжается, – огрызнулась я. – Так сколько денег я высылала каждый месяц? Десять рублей, значит?

Арина навострила уши. Мать замялась, потом дернула головой (подбородки воинственно колыхнулись, все четыре) и пошла в атаку.

– Ты знаешь, как все дорого?

– Знаю. Так куда деньги пошли?

– На хозяйство!

– Незаметно! Иди мой руки, потом завтракаем, а потом займешься хозяйством, раз уж о нем заговорила, – прищурилась я. – Что выбираешь? Мыть, стирать?

– У меня суставы от воды опухают!

– Ничего страшного, от веника они не опухнут.

Я ухмыльнулась. Веник, швабра… Уж что-что, а изготовить знаменитое орудие труда несложно.

– И нагибаться я не могу, у меня голова кружится.

– Значит, не будешь нагибаться. Будешь заниматься уборкой, метлу дадим. Итак, руки, и за стол.

Мамаша засопела не хуже Арины, но подчинилась. Котлеты на гренках пахли вкусно, подозреваю, она на запах и выползла.

На пожрать все мастера. Посмотрим, как на «поработать».

* * *

Вот с «поработать» было плоховато.

Арина на меня шипела и огрызалась, но, видя, что я не только командую, а сама вкалываю, успокоилась и взялась за тряпки всерьез.

Стирка велась по методу дачного ноу-хау. Сложить тряпье в корыто, залить водой, добавить мыла и как следует потоптать ногами. По такой методике Арина стирала даже с удовольствием, а Ваня полоскал, выжимал и развешивал.

Помимо этого, он таскал, прибивал, договаривался с соседями…

Мамаша ворчала, но упорно выметала грязь и терла пол шваброй.

Петя требовал работы, и мы свалили в корыто всю посуду. Залить водой, посадить мальчишку рядом, и пусть отмывает потихоньку. Петя согласился и принялся за работу.

Я участвовала везде. Вытряхивала из шкафов постельное белье, определяя, что постирать, и сама выплясывала в корыте, показывая Арине, как сделать лучше. Полола сорняки во дворе, собирала мусор, сбрасывала все в костер…

– Ваня, нам нужна новая выгребная яма. Забор починить, крышу подправить, сарай…

– Маша, а денег хватит?

– На дело? Хватит!

Деньги у меня были по-прежнему при себе. В комнате я ничего не оставляла, и, как выяснилось, не зря.

Когда Петя выглянул во двор и жестом подозвал нас всех, показывая, что надо молчать, мы переглянулись, но пошли.

Как оказалось, не зря.

Матушка была занята.

Сидела и перетряхивала мои вещи. Меня аж саму затрясло.

– И что тут происходит?

– Вот смотрю, что постирать надо, складываю… – залебезила мамаша, но меня таким было не провести.

– Денег там нет.

– А?

– Они все в банке. С собой у меня на мелкие расходы и на дорогу. И согласно завещанию снять деньги могу только я. Распоряжаться буду тоже я. Вопросы есть?

– Ты… Ты…

– Могу вообще уйти. И ты ни копейки не получишь. Я-то проживу…

Мамашу аж затрясло. Денег хотелось. Бесконтрольно и побольше. А тут оказалось, что к ним прилагается стервозная дочурка.

– Вот как ты платишь мне за любовь! Я тебя растила…

– Ночей не спала, дней не жила, – продолжила я в том же патетическом тоне. – Последние пять лет не спала и не ела я. И деньги вам отправляла тоже я. Двадцать умножить на двенадцать – двести сорок. Умножь еще на пять – тыща двести рублей. Куда ты их размотала?

Ваня аж головой затряс то ли от огромности суммы, то ли…

– Маш, а ты считать так хорошо умеешь?

– Ваня, я в доме купца жила. Значит, так, мать, руки от моих вещей убрала раз и навсегда. Узнаю, что шарилась, – уйду из дома. Не пропаду.

– Бросишь братьев и сестру…

– Найду, как их устроить. Но ты денег не получишь. Останешься одна, и лезь куда пожелаешь.

– Креста на тебе нет!

– Хм…

Крест вообще-то был. Но Марии Горской.

Золотой, отличной работы, на изящной цепочке. Стоил он, наверное, как три таких домика.

– Есть. Ваня, вы в церковь когда ходите?

– По воскресеньям.

– Вот сходим. Если мать меня до того не выгонит.

– Мария!

Я фыркнула и припечатала:

– Или если я сама не уйду. С деньгами.

Намек был понят. Мамаша убралась из комнаты, а я запихнула все обратно в саквояж. Хорошо, что там были именно Машины вещи. Дешевые, простые, штопаные… А то приличное платье, которое было на мне, больше всего сейчас напоминало половую тряпку.

– Маш… Ты ведь не уйдешь? – Ваня коснулся моей руки.

Господи, как же его все достало…

Я похлопала парня по плечу.

– Вот пристрою тебя на работу, Аринку замуж, Петрушу в обучение, а там и посмотрим.

Ваня понял шутку и улыбнулся.

– Хорошо, что ты приехала.

Я в этом уверена не была, но ладно уж.

* * *

Ближе к вечеру мы с Ваней посетили Обжорный рынок.