Попасть – не напасть

Хлороформ быстро выветривается, да и концентрация на такую тушу должна быть побольше, но получилось.

Через пять минут спящих стало двое.

– Извините, господин Ремезов, – покаялась я.

Фельдшер только рукой махнул.

– Все в порядке, Мария Петровна, я все понимаю…

Я развела руками и мило улыбнулась.

Ваня ловко настрогал досочки для лубка, а Гаврила Иванович наложил повязку на Петину ногу.

– Все будет в порядке с парнем. Пусть недельку ногу побережет, а потом придете показаться.

– Спасибо, господин Ремезов. Сколько мы вам должны?

– Рубль…

Цена была явно завышена, но я молча вручила мужчине полновесный целковый.

Заслужил.

– Благодарю вас. Мы обязательно придем.

– Да… Спасибо, – закивал Ваня. – А Петя долго еще проспит, господин доктор?

Ремезов даже приосанился. Вот что с человеком лесть делает.

– Думаю, с полчаса. Я ему маленькую дозу дал.

– Вы нам очень помогли, – с чувством произнесла я.

– Всего вам наилучшего, – попрощался фельдшер и ушел.

Я достала из печи аккурат к этому времени упарившуюся курицу с пшеном.

* * *

– Ванечка, ты себе невесту нашел?

Я обернулась.

М-да. Дите рабочей окраины, было у нас такое выражение. Стоит на пороге девчонка и смотрит…

Нет. Не шлюха. Это сразу видно, взгляд у нее не продажный. Но тоже тот еще волчонок. На Ваню похожа, кстати. Маша повыразительнее была, а эта вообще ни о чем. Мышь серая лабораторная, с первого взгляда от стены не отличишь.

Четырнадцать лет здесь возраст расцветающей женственности. У этой… Либо он будет позже, либо никогда.

Фигура плоская, волосы серо-русые, глаза серые, лицо не особо выразительное, на улице встретишь и мимо пройдешь. А здесь модели не в чести. В высшем свете еще туда-сюда. А вот у простого народа баба должна быть в теле.

– Арина? – прищурилась я.

– Я-то Арина. А ты…

– А я Мария. Не помнишь?

– А, старшенькая пожаловала?

– Цыц, сопля, – опомнился Иван. – Ты где шлялась целый день?

– Твое какое дело?

Я вздохнула. Сейчас бы и эту оттрепать, но сил не просто не осталось – они в минус ушли.

– Садись, кушать будем.

– Хлеб с молоком, что ли?

– У вас это что, блюдо месяца? – окрысилась я. Поймала недоуменные взгляды и махнула рукой. – Курицу с пшенкой. Будешь?

– Не мать готовила?

– Я. На всех. Так как?

Арина уселась за стол и тряхнула косой.

– Давай сюда свою курицу.

Курицу с пшеном «родственнички» наворачивали за обе щеки. Маман так в себя и не пришла, а вот младший завозился. Логично, ему-то досталось под присмотром врача, а маменьке бесконтрольно.

М-да, что-то не везет мне с мамашами в этом мире. Первая умерла, вторая стерва, третья дура…

Я отложила кашу в миску, положила побольше мяса и поставила отдельно. Сама вытащила кусок грудки, понимая, что в большой семье клювом не щелкают, и впилась зубами в натуральное мясо без антибиотиков и гормонов. Жесткое как сволочь. Тут даже печь ничего не сделает, курица при жизни была спортсменкой.

– Потом покормишь мелкого?

Ваня кивнул.

– Придет в себя – прослежу.

– Много сразу не давай, пусть сначала водички попьет, а уж через часок и кашу можно.

– Хорошо, Маш. Ты бы пошла прилегла? Тебя ведь шатает…

Меня и правда штормило. Все хорошо в меру, а сегодня у меня день был при отсутствии всякой меры. Я порадовалась задвижке на двери комнаты, закрылась изнутри и почти упала. Как там господа Синютины будут разбираться – меня не волновало.

Раздеваться?

Вот в этой комнате? В этой кровати?

Пусть меня сначала расстреляют! И вообще, моему платью уже ничего не поможет, кроме торжественного сожжения. Завтра разберусь, где тут купаются, и пущу его на тряпки.

Завтра, все завтра…

Сон накрыл меня в минуту, унося в глубокую черноту без сновидений.

* * *

– Кукареку! КУКАРЕКУ-У-У!!!

Мутант сволочной.

Чтоб тебе всю жизнь прожить в инкубаторе!

Как же мне хотелось поспать подольше. Но петухи разорались, как последние… петухи!

Час ночи!

Два часа ночи!

Четыре утра!

Вот в четыре утра я и встала. Сволочи пернатые, чтоб вам ваши цыплята за меня отомстили! Кубики бульонные на ножках! Чтоб вам один «ролтон» жрать до скончания птичьего века!

Глаза решительно отказывались открываться, но мозг заработал на полную мощность. Есть у меня такое плохое качество.

Встаешь ночью, начинаешь думать, и потом заснуть не получается. В таких случаях идеально помогает или считать овец, или просто что-то считать, но не думать. Ни о чем не думать.

У меня так не получилось.

Накатило.

Вчера я убила людей.

Вчера я сидела рядом с умирающей девушкой и держала ее за руку.

Вчера я примерила на себя еще одну чужую жизнь.

Память нахлынула волной, и сопротивляться стало бесполезно. Меня затрясло, я перевернулась на пузо, уткнулась лицом в руку и прикусила рукав.

Так, спокойно, Маруся.

Ты делала все, чтобы выжить.

Выжить, вырваться, не быть убитой.

Если бы ты не сбежала, тебя бы убили. Сначала продали, потом убили… С Демидовым в кроватку захотелось?

Это даже не садомазо, для такого извращения и слова-то еще не подобрали. Пятьдесят оттенков кретинизма, не иначе.

Если бы ты не сбежала, тобой бы занялась охранка.

Если бы ты не оказалась в поезде…

И что бы это поменяло?