Принимая очередную навязчивую идею, я поставил себе мысленную заметку плотнее заняться своим разумом, а так же взять больше узконаправленных книг на эту тему в родовом гнезде.
Рассмотрев во всех деталях привычное для моего соседа падение на кровать с последующим переходом в режим сна, я достал ставший родным за последний год альбом, начав вяло чертить малый круг взрыва, который уже давно отработан до автоматизма. Однако Феликс требует, чтобы основные алхимические круги я чертил идеально даже при условии, что меня подняли в час ночи, всунув в руки кусок камня и зубило, с приказом выбить на этом самом булыжнике круг взрыва или трансформации.
Впрочем, скоро я отбросил практически полностью исписанный альбом на кровать к посапывающему лису, в который уже раз давая волю начавшим пробиваться гормонам.
Вообще, находясь в теле ребенка, сохранить взрослое мышление и трезвость ума сложно, а если прекратить периодически выпускать на волю детское “Я”, жизнь может стать в разы труднее.
Примерно до уровня нахождения в подростковом теле.
Каким бы гением не был человек, полностью отрешиться от физиологии нереально. И именно потому даже умные подростки, особенно умные подростки, нередко бывают подвержены перепадам настроения, что может доставить немалые проблемы и им, и окружающим.
Сейчас у меня появилась именно такая проблема, ведь навязчивые идеи всегда были моей слабостью и нередко я просто зацикливался на том или ином вопросе, не в состоянии просто плюнуть на него и двигаться дальше, возможно, в другом направлении. Да, с возрастом значение навязчивым идеям я придавал все меньше и меньше, однако с момента моего становления Гарри Поттером критическое мышление медленно, но верно шло на спад, по крайней мере до момента открытия мною окклюменции и возможности сортировки воспоминаний.
Но разговор не об этом, ведь сейчас мой мозг, занятый тайной сути профессора зельеварения и гормоны, начавшие играть роль в предподростковом теле, работают сообща.
Накинув на себя мантию-невидимку и заклятье тихой поступи я вышел из башни, уже в который раз ругая себя за импульсивный поступок, однако, понимая, что ничем в общем-то и не рискую.
Философский камень в Лондоне, под надежной защитой дома Поттеров, крестраж-дневник скормлен камню, да и вообще, сейчас я поступаю как обычный любознательный подросток, разве что моя цель не совсем соответствует возрасту, однако, сейчас мне максимум что светит — это отработка и выговор, да и то лишь при условии, что мне повстречается человек, видящий магию и не поддерживающий нашу игру в юных детективов.
На самом деле, я периодически отслеживал различных учителей после отбоя, удовлетворяя детскую любознательность и тренируясь, однако профессор Снейп практически всегда оставался в небольшой комнате, смежной с классом зельеварения и личной лабораторией как минимум до полуночи.
Так что эта ничем, в общем-то, необоснованная идея узнать суть профессора зельеварения плотно засела у меня в голове. Ведь если тот факт, что понять большую часть мотивов и мыслей директора мне не светит я смог принять, то узнать мотивы Снейпа, который их, в общем-то, и не скрывает — для меня чуть ли не дело чести, хоть и навеянное гормонами.
Я обошел сигнальные и защитные чары на двери аудитории, которые, впрочем, были довольно посредственны и не шли ни в какое сравнение даже с чарами, оберегающими проход в астрономическую башню.
Вообще, в этом помещении царило весьма странное настроение, что-то среднее между отчаянием и целеустремленностью.
Аккуратно обойдя стол преподавателя, я заглянул через не до конца закрытую дверь в комнату, из которой исходила магия профессора.
Сам зельевар нашелся на небольшом диванчике, который подпирал дальнюю стену в небольшой комнате, раза в три меньше нашей с Терри спальни.
Имеет ли он возможность видеть магию, а даже если и нет, то заметил ли он меня используя какие-либо зелья я не очень понял.
В любом случае, после моего появления он не изменил позы, продолжая вглядываться в небольшую рамку, видимо, с фотографией внутри.
Я проскользнул в дверь, не став, однако, подходить ближе, решив не рисковать и прежде всего осмотреть помещение, в которое попал.
Второе впечатление не сильно отличалось от первого, ведь комната действительно оказалась довольно мала, однако вмещала помимо упомянутого дивана еще и письменный стол, который сейчас был завален различными пергаментами с, видимо, работами учеников, среди которых я, на удивление, без труда отыскал взглядом свою.
Так же, вплотную к столу стоял небольшой шкаф, дверцы которого были наглухо закрыты и закреплены высококлассными чарами, не идущими ни в какое сравнение с таковыми на двери в класс.
В противоположной стене нашлось две двери, ведущие, видимо, в санузел и кладовку, которую в каноне обокрали доблестные гриффиндорцы.
Взгляд на секунду зацепился за диплом от гильдии зельеваров, подтверждающий статус мастера, однако особого значения этому и так общеизвестному факту я не придал.