Poor men's judge

— Смирись, жалкий мечтатель! Вот оно я, твое долгожданное двадцать первое столетие, твое «будущее»!..

— Нет! — отвечает непокорный оптимист: — ты — только настоящее!»

— И мы оба это понимаем, — Берни зябко поежился под порывом стылого ветра, и во второй раз, с той же меланхолией, потянул из кармана твидового пиджака фляжку, неразлучную спутницу джентльмена.

Ровно десять унций концентрированного спокойствия с запахом торфяного дыма. Качнув блеснувшую серебром флягу на ладони, жестом предложил собеседнику присоединиться.

— Нет, спасибо. Нужна чистая голова, — ответил Виктор. — Значит, тебя просили ненавязчиво поинтересоваться нашими ближайшими планами?

— Да. Отец позвонил и сказал: «Если уж ты помогаешь этим …, то неплохо бы заодно вспомнить об интересах семьи и родины. Поговори с ним откровенно, а потом позвони мне. «Берни перевел дыхание, сделал еще один хороший глоток и продолжил:

— Ты, наверное, даже не догадываешься, но все очень серьезно. И кстати, искренне тебе сочувствую. С момента приземления в Хитроу бородатого придурка с макетом ситуация вообще стала напряженной. Кое-кто даже мечтает о твоем скальпе.

Вернув улыбку, Виктор меланхолично заметил:

— Поговорим об этом в дороге, ладно. Этот крылатый автомобильчик заправлен?

— Шутку о скальпе он словно бы не заметил, — подумал Берни, отметив, что за время его краткого отсутствия, командир успел устать до полусмерти. Об этом недвусмысленно говорили залегшие под глазами синеватые тени и нездоровая бледность.

Но вслух он сказал только:

— Нет. Когда бы я успел это сделать?

Приведя в ужас начальника охраны, Виктор, явно решивший лететь с Берни, спокойно обронил, обращаясь к начальнику аэропорта

— Распорядитесь, Николай Иванович.

Полчаса спустя, собеседники, уютно расположившиеся в салоне «Гольфстрима», километр за километром глотающим расстояние на пути к столице, почти синхронно вздохнули. Разговор складывался непросто. Он, словно огонек, то вспыхивал, то затухал. Странно, но люди, которым хотелось многое друг другу сказать, не могли вот так, сразу, подобрать слов.

— Итак, твоим читателям интересно, что я скажу о своих ближайших целях?

— Не читателям, Виктор. Родине и семье. Они, как известно, многое сделали для торжества демократии на этой части суши.

— Да как не знать, Берни? Нам их помощь еще долго расхлебывать. Однако, предвосхищая ваш самый главный вопрос, скажу: разрушать до основания мир насилия и несправедливости мы не собираемся.

Дурное это дело, бродить между развалин. Тем более, вскорости природа сделает все это за нас. Ты же в курсе?

— Разумеется.

У нас довольно мало времени, поэтому ответы на основные вопросы я дам уже на земле, а пока расскажу, чего мы точно не хотим. И почему брать власть пришлось так быстро.

Знаешь, Берни, еще учась в университете, я начал переписываться с одним умным и несчастным человеком, генералом Владичем. Он уже тогда сидел в Гаагской тюрьме.

— Известная личность. Одно время я им искренне восхищался. Ему просто не повезло. Решился плевать против ветра, — грустно констатировал Берни.

— Так вот, он прислал мне письмо. Более того, согласился на его возможную публикацию. Не желаешь ознакомиться?

— Если он согласен с возможностью, что его слова будут опубликованы, разумеется. Надеюсь, генерал понимает, что текст могут разодрать на цитаты, полностью искажающие смысл написанного.

— Ему это безразлично, — ответил Виктор, извлекая из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

По мере того, как Берни вчитывался в письмо, на его лице остро обозначились морщины, он начал морщить лоб и механически жевать фильтр незажженой сигареты. Письмо, что и говорить, поражало…