Никто из пришедших даже не вздрогнул. Смеяться, правда, тоже не стали. Разве что, тяжело вздохнул человек с камерой. И на лице у него появилось скучающее, устало-тоскливое выражение. Будто у театрального критика при просмотре заведомо бездарной постановки. Судя по всему, бородатый оператор видывал карликов и покрупнее.
— Никаких претензий, — охотно ответил Степанов. — Абсолютно никаких. Мы вас отпустим. Мне такой вариант понравится даже больше.
— Тогда оставьте меня в покое! — смутно подозревая подвох, но не в силах уже сдерживаться завизжал бывший владыка полумира. Но его предал даже собственный голос, вдруг давший петуха, а потом обвалившийся в плохо различимый хрип.
— Вы не дослушали. Или не поняли. Вас отпустят на все четыре стороны, но в Северной столице, при большом стечении народа, до крайности вами недовольного. Вы изволили воровать у голодных. Забыли? Так вам напомнят. Я, к примеру, сам питерский и многое помню. Так что, на избыточную доброту жителей колыбели трех революций вам рассчитывать не стоит.
Есть и второй вариант. Пойдете на все четыре стороны в предгорьях, поближе к уцелевшим фундаменталистам, у которых к вам тоже есть вопросы. Вы же и их подставили, заставив поверить в безнаказанность. Теперь им шальные деньги боком вылезают. Поверьте, они с удовольствием, доходящим до оргазма, сделают вас кинозвездой, даже не озадачиваясь вашим согласием.
Есть и такой вариант: организовать встречу с выжившими из взорванных по вашему приказу домов и метро. Эти вас вообще голыми руками в клочья растерзают.
Так что, цените доброе к себе отношение, поскольку вариантов очень много.
— Хорошо, я зачитаю эту вашу филькину грамоту.
— Замечательно! Ребята, включайте запись! Или как там у вас: мотор! — радостно воскликнул Степанов.
Записывать особо было нечего. Дольше ставили свет.
Пара минут работы оператора, и все закончилось. При этом, текст был зачитан трижды.
Однако, запись остановлена не была.
— Последняя формальность, — объявил полковник.
На стол лег изрядно потертый «Макаров». Как водится, с одним патроном.
— Без суда?
— Суд станет форменным позорищем для страны. Кому оно надо, официально признавать, что у нас к власти способно пролезть такое убожище? Что власть, теоретически избираемая народом, стала собственностью чекистов. Это позор, милейший, а позора стране не нужно.
И вообще, не расстраивайтесь так, — доброжелательно добавил Степанов.
— Медэксперты говорят, что на многих мумиях приравненных к богам фараонов впоследствии были обнаружены следы зверских пыток. Видать, тоже никто не хотел сор из избы тащить. Радуйтесь, Володя, мы — люди гуманные. За все ваши шуточки надо бы как минимум, четвертовать, если по совести-то. А вам командир вишь какое послабление дал — пулю, как офицеру. Хотя, какой ты, гнида, по совести офицер. Так, шнырь из стукаческого корпуса…
Хорошо хоть, что оптимистические реляции, вроде той, что вы изволили однажды произнести: «Докладываю вам, что группа сотрудников ФСБ, направленная для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справляется», в дальнейшем говорить будет некому. За неимением, так сказать…
— Отвернитесь, что ли…
Пока дрожащая рука карлика зависала над обшарпанным, вытертым добела железом, телеоператор успел вспомнить многое.
Сказать, что есть такое преступление, в грязи которого не успел бы испачкаться бывший гарант, было невозможно. Но, Боже, как он был мелок… Некоторым даже казалось, что в предках у гаранта — исключительно хохлы-хуторяне, привыкшие бегать между капельками и угождать любому начальству истово и покорно, не просто вылизывая начальственные зады, а делая это с видимым удовольствием.
Когда-то его двигали наверх за исключительно удобные начальству качества: неизменную готовность услужить, полное отсутствие собственных идей и моральных принципов, обилие компромата и соответственно, полную управляемость.
Крошку Добби всегда было кому стереть с лица земли. Но поводов он не давал, а потому ушастого карлика двигали все выше и выше. Уж больно был удобен.
В то же время писать о нем было скучно. Снимать — толком невозможно. Как можно нормально, без привкуса дурного анекдота снять низкорослое ничтожество, норовящее то забраться в кабину истребителя, то с голым обрюзгшим торсом пройтись по ручью с винтовкой, то устроить показуху на ковре, от которой стыдливо отворачивается любой разрядник.