Помутнение

– Я расскажу тебе историю. Жил-был человек, и однажды он оказался на пароме и увидел там другого человека, женщину, очень красивую. Этот мужчина и эта женщина поглядели друг на друга и между ними тотчас же установилась связь, я уверен, ты понимаешь. Но этот мужчина был очень глуп, очень непонятлив и не видел дальше своего носа, и когда ему выпал шанс сделать нечто важное для этой женщины, вскоре после их встречи, он этот шанс упустил, упустил как последний дурак. И тогда ему, уж не знаю почему, пришел конец. Как в сказке, но это не сказка. И после того случая мужчина внезапно упал в пропасть. Он сорвался с утеса и провалился в преисподнюю. Попал в сумерки жизни. А та женщина, разумеется, его там увидела. Она – единственная, кто приблизительно понимает, что с ним произошло. Она очевидец. И женщина не могла помочь мужчине больше, чем он хотел помочь ей. Но в том, что она присутствовала там и видела его падение, было его спасение. По-другому не скажешь.

Он произнес куда больше слов, чем привык слышать от себя. И этот длинный рассказ был тем малым, чем он мог оплатить свой долг перед ней, так ему сейчас казалось, это была единственная для него возможность компенсировать череду ее неотвеченных звонков, которые, словно дорожка из хлебных крошек или гранатовых зернышек, указывали путь к свободе – из подземелья его болезни, из Калифорнии, от Кита Столарски и Тиры Харпаз, из рабства, в которое он попал, потому что зависел теперь от их благодеяний. Он вслушивался в дыхание Мэдхен и не мог думать ни о чем более возвышенном, чем о том, как доставить ей удовольствие в ее потревоженной этим берлинским утром спальне. Они могли бы заняться сексом по телефону, ведь она и сама уже в некотором роде это предложила. А принимая во внимание обезображенную внешность Бруно, большего он, вероятно, сейчас и не желал бы. И все же, помимо его желаний, оставалась еще игра с более высокими ставками. Как будто после броска игральных костей на двух кубиках выпала комбинация очков, требующая сыграть блиц[58]. И он сыграл.

– Этот мужчина взял с собой в преисподнюю свою мечту об этой женщине. Дело в том, что он ведь тоже видел, кто она. Она доверила ему свой секрет, почти случайно. И так, по воле случая, он смог узнать ее лучше, чем другие мужчины, знавшие ее многие годы – или им казалось, что они ее знают. И это знание поддерживало его в темном узилище. Оно помогло ему выжить. То есть я хочу сказать, что она помогла ему выжить.

Необходимость, из-за языкового барьера, четко выражать свои мысли в телефонном диалоге, летящем по спутникам связи через временные пояса и государственные границы, очистила речь Бруно от всего лишнего. И в этом было свое преимущество, ведь он рассуждал о глубинной эротике судьбы.

– Мне кое-что нужно от тебя, Мэдхен.

– Ja?

– Прилетай и позаботься обо мне. Я среди врагов.

– Прилететь… куда?

– В Калифорнию.

– Сейчас?

– Ты не можешь? Тебя что-то удерживает?

– Я не знаю.

– У меня есть билет для тебя.

– Nein, Александер! Это правда?

– Это правда.

Замолчав, Мэдхен словно еще больше от него отдалилась. Словно выплыла из раковины. Билет? Он вызывает ее к себе? Он же лишится ее сейчас из-за столь невероятного поворота событий.

– Мэдхен?

– Мне надо подумать.

– Конечно. Если для тебя это слишком…

– Я могла бы прилететь, может быть, через неделю.

– Не решай ничего второпях.

– Я прилечу.

– Но, Мэдхен…

– Ja?

– Я выгляжу иначе, чем когда мы встретились.

– О, Александер, дорогой Александер, неужели ты думаешь, для меня это так важно?

IV

Накануне приезда Мэдхен Тира Харпаз вновь возникла в жизни Александера Бруно. Это произошло через шесть дней – он как раз дошел до последней двадцатки из пособия, столь же для него оскорбительного, сколь и ненавистного. Но деньги, точно наркоз, обеспечивали жизнь и сон.

Экстрасенсорный дар Тиры, возможно, вновь пробудился в тот самый момент, когда Бруно задумался, не придется ли ему клянчить еды у Плайбона или у Бет Деннис в «Зодиаке». Несколько дней тому назад Бет выудила из него номер телефона Мэдхен, а на следующий день постучалась и с усмешечкой отдала распечатку электронного авиабилета. Из него он узнал полное имя своей попутчицы с ванзейского парома: Мэдхен Абпланальп – и ее возраст: тридцать два года. После чего не видел ни Бет, ни Плайбона, хотя и не избегал встреч с ними. Бруно даже не отложил денег на городскую электричку, чтобы доехать до аэропорта и встретить немецкую гостью. Он понятия не имел, как объяснить ей свое состояние, когда она прилетит. Тира Харпаз поймала его на выходе из «Джека Лондона». Она припарковалась под знаком «Остановка запрещена», заблокировав проезд к мусорным бакам, и резким свистом пригласила подойти к открытому окну «вольво». Она сидела, вальяжно развалясь на водительском сиденье, и курила косяк. Хотя Бруно вполне мог бы пройти мимо, сделав вид, будто не заметил ее, он чувствовал себя как преступник в наручниках.

Ее первые слова прозвучали словно обвинение:

– Значит, ты все-таки ходил в «Зомби», несмотря на мои просьбы.

– Я слышал только одну просьбу. Разве их было несколько?