Помутнение

– Заторможен по многим причинам. Перелет – наименее существенная.

– Ты что-то принимаешь?

– Ничего особенного. «Тайленол».

– Думаю, ты мечтаешь о по-настоящему действенных лекарствах…

– Обещаю поделиться с тобой, когда получу их.

– После того как умер отец, я выпила целый пузырек морфина. Он перед смертью получил новый по рецепту. Я как раз познакомилась с Китом и была тогда похожа на девок из «Зомби». И сама была как зомби. Думаю, у Кита острый нюх на мертвых, ну то есть на тех, кто уже одной ногой в могиле. Он усадил меня в свой роскошный кабриолет и отвез в Биг-Сур, мы с ним на пару оприходовали папин пузырь морфина, поехали в Эсален и там трахались в горячей ванне на утесе, пока нас оттуда не выперли. А мы только хохотали до упаду.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

Они свернули с авеню на Чаннинг и пошли под кронами эвкалиптов. Тира повернулась к нему, но руку не отняла, и они оказались словно сцеплены, как дверь и косяк.

– Я заканчивала школу, здесь недалеко, Александер. И ты ворвался в мою жизнь, в этом глупом городе. Если ты не хотел меня видеть, не надо было сюда приезжать. – Но ее аргументы были слабыми. Им не хватало убедительности. Встретились они в Сингапуре. Но он, впрочем, прекрасно ее понял.

– Строго говоря, я приехал сюда не по своей воле. – Бруно постарался сохранять безразличный тон, надеясь не показаться жестоким. Он просто не мог себе позволить согласиться с легендой, которую Тира вроде как сочиняла для них обоих. Пока нет.

– Зачем ты позвонил Киту, Александер?

– А он разве не говорил?

– Конечно, говорил. Ты хочешь показаться врачу.

– Да.

– И так уж вышло, что врач находится здесь.

– В Сан-Франциско. Это весьма необычный врач.

– Но ты же мог остановиться в Сан-Франциско.

Да, Бруно был бы рад так и сделать, но простая учтивость не позволила ему в этом признаться. Они зашагали дальше, вышли из-под крон эвкалиптов на угол Баудич и опять остановились. Если бы они свернули не в ту сторону, то могли бы прямиком дойти до Пиплз-парка, убогого пристанища ораторов-самоучек и отхожего места для городских бродяг, где Бруно в последний раз видел мать с ее дружком – в тот самый день, когда тщетно пытался донести до них мысль, что уезжает.

– Но Кит же платит, – как бы объяснил он свое решение. – За все.

– Он и про это мне сказал, а я не поверила.

– Так и есть.

– Вы только поглядите на него! И откуда ты такой взялся? Ты вообще существуешь?

– Самую малость. – «Я – призрак», – подумал он. Вот кем он хотел быть – призраком ее желания, тем, кто не может ни разочаровать, ни исчезнуть. Он чувствовал себя обреченным и на то, и на другое.

– Ты умираешь?

– Мне нужна сложная операция.

– Тебя будут резать?

– Очаг глубоко внутри, там, куда трудно добраться.

Она подняла палец, коснулась кончика его носа, потом приложила к его губам, точно моля замолчать. При этом жесте ее рука полностью утонула в мутном пятне. И Бруно вдруг охватил приступ ярости, ему захотелось продемонстрировать ей рентгеновские снимки на компакт-диске, засунутом во внутренний карман смокинга, который валялся на полу рядом с кроватью. Под влиянием этой безотчетной ярости он хотел, чтобы Тира воочию увидела его тайное «я», скрывающееся за маской лица, позади носа и верхней губы. Его истинное «я». Несомненно, именно это «я» и погнало его сюда, откуда было рукой подать до Пиплз-парка, «общественного туалета», как презрительно именовали в ресторане Chez Panisse этот жалкий кусок городской территории, куда его, к счастью, не забросила жизнь – чем не достижение, которым можно гордиться!

И это тело в комичной одежонке, влекомое Тирой Харпаз сквозь прохладную ночь, сквозь дурманящее облако, в котором перемешались пряный аромат эвкалиптов, вонь мочи и сладкое амбре сигарет с гвоздикой, но которое не могло перебить смрад жареных гамбургеров, изготовленных на дрянном мясокомбинате Столарски, в этой темнице с грудастыми арестантками, освещенной мерцающими ультрафиолетовыми огнями, – эта внешняя оболочка Бруно служила лишь футляром для мутного пятна, предназначенного для доставки по нужному адресу, в кабинет хирурга-чудотворца.

И в этой трансконтинентальной трансакции деньги Столарски были лишь смазочным материалом, топливом для транспортировки мутного пятна через океан. И покуда не прояснится, что именно за этим Столарски и вызвал его сюда, Бруно не собирался трогать Тиру Харпаз. Ее же игра, напротив, была ему пока не вполне ясна. Вполне возможно, это было не вполне ясно и ей самой. Лишь в такой щедрый вариант он бы согласился поверить.

– Мне надо поспать, – заявил он.

– Я провожу тебя обратно.

– Я знаю дорогу. – Он подавил гнев или понадеялся, что ему это удалось. – Отдай мне свой ключ от квартиры, пожалуйста! – Попытка гарантировать неприкосновенность личного пространства – не слишком большая наглость, даже для неимущего. В конце концов, апартаменты «Джек Лондон» – не Пиплз-парк.

– Что?

– Ключ! – Нет, она его прекрасно поняла, так что объяснений, по сути, и не требовалось.

– Ну разумеется.