Помутнение

Только тогда Бруно обернулся и поглядел на поджигателя в маске – на нем была такая же, как у него, мешковина с веревкой висельника. Столарски говорил, что у него припасено несколько десятков, если не сотен, таких масок. Выходит, с него ни на минуту не спускали глаз шпионы Столарски – но он понял это слишком поздно. Он и сам мог оказаться одним из его шпионов.

IV

Притом что ему нередко приходилось бывать в весьма экзотических местах, он еще ни разу не проводил ночь в тюремной камере. Калифорнийским полицейским пришлось водворить его за решетку. Они препроводили его в расположенную неподалеку тюрьму Беркли на Мартин-Лютер-Кинг-уэй – причем на какой-то момент Бруно померещилось, что его волокут в здание школы, но они проехали мимо.

Возможно, для него это был опыт по изучению силы притяжения родных мест, их способности разбивать в пух и прах его самоуверенные притязания, не говоря уж о краткой передышке, когда он грезил о некоем чудесном спасении. Жалкие лохмотья выходного костюма Бруно – в отсутствие смокинга он остался в обгорелой и забрызганной мясным жиром рубашке с закатанными рукавами и в брюках с разодранными коленями – не произвели никакого впечатления на представителей власти – ни в момент ареста перед пылающей многоэтажкой, ни в различных камерах, по которым его водили всю ночь до утра. В местах временного заключения Бруно был рад смешаться с их убогим населением – ощущая себя примерно так же, как когда он лежал на вспоротой брусчатке перед громадой берлинского центрального вокзала. Никто ни словом не обмолвился о его лице. Наверное, потому, что вокруг было немало куда более страшных рож.

* * *

Туманным утром он совершил мучительную поездку на казенном автобусе до Окленда, где состоялось предварительное слушание по его делу и назначению залога. Тира Харпаз внесла за него залог и встретила у дверей суда, когда Бруно, пошатываясь и щурясь на слепяще яркий свет, робко вышел на свободу. Пассажирское место в «вольво» было все таким же замусоренным, но он впервые, казалось, ощутил себя вполне достойным этого свинства.

Она вела машину в полном молчании. Вовсе не такой он представлял себе их встречу: в машине сидели рядом словно не живые люди, а их двойники-куклы, бессловесные и неподвижные. Телепатические способности Бруно, осмеянные Столарски, улетучились, а его физические силы иссякли после велосипедных поездок и поджогов. Усилием мысли он рисовал себе ее кисту и подумал: «Ешь или будешь съеден», и еще: «Давай совершим двойной побег», но эти мысленные послания трепыхались в воздухе, как рекламные транспаранты, оторвавшиеся от самолетика, перекручивались и падали с неба его сознания.

Бруно не спрашивал, куда они едут. Ее маршрут и так был понятен. На сей раз они не сделали остановку в «Зуни», чтобы полакомиться устрицами и жареным цыпленком. В районе Потреро Тира свернула с моста к югу и помчалась мимо вереницы придорожных билбордов и освещенных солнцем холмов, усеянных домиками, похожими на розовые подарочные коробки – так их когда-то называла Джун. Проведя ночь в тюрьме, Бруно думал о ней – не о Тире, а о матери. Он вспоминал, как мальчишкой шагал из школы домой, что тогда еще доставляло ему удовольствие, по Мартин-Лютер-Кинг-уэй, а потом мимо магазинчиков индийской еды и одежды на Юниверсити-авеню и так добирался до квартиры в многоэтажке на Честнат-стрит – пока их оттуда не выселили.

Тира удивила его, когда заехала на автостоянку аэропорта – пустынный асфальтовый островок напротив древнего павильона авиакомпании «Юнайтед».

– Мы ждем кого-то с прибывающего рейса? – полушутя спросил он. Тира свирепо зыркнула в ответ.

– Можешь тут переодеться. Твои вещи в багажнике, выбери там что хочешь.

Она сунула руку под рулевое колесо и, дернув рычаг, открыла багажник. Бруно неловко вылез и пошел назад, не понимая, что она имела в виду. В багажнике он обнаружил мягкую дорожную сумку, которая была ему незнакома.

– Смелее! – сказала Тира.

Выйдя из машины, она встала рядом с ним у раскрытого багажника.

Он расстегнул молнию и обнаружил в сумке вещи, лежавшие в стенном шкафу его номера в отеле Шарлоттенбурга и брошенные им как ненужный балласт в момент его поспешного бегства из-за неоплаченного гостиничного счета. Он с изумлением перебирал рубашки и тщательно отглаженные брюки. В отделении рядом с одеждой лежали чистые длинные носки, несколько пар нижнего белья с все еще болтающимися магазинными биркам, спортивные штаны и футболки.

– Все как ты любишь, – язвительно рассмеялась Тира. Она махнула в сторону пассажирского сиденья. – Иди переоденься там. Я отвернусь, обещаю.