Помощница Темного Графа (СИ)

— Да, конечно. Но материнская любовь — это нечто совсем иное. Это не любовь между мужчиной и женщиной.

— Я догадывался, — усмехнулся Реймонд. И зачем она говорит очевидные вещи?

Александрина прошлась вдоль стеллажей. Коснулась тонкими пальцами стеклянных приборов.

— Все в идеальном порядке, как всегда.

— Я педант до мозга костей, — Барр ждал, когда она уйдет. Выпроваживать Александрину не хотелось.

— Странно, я словно вернулась не несколько лет назад. Когда была беззаботной и влюбленной девочкой. Я помню каждую мелочь в твоей лаборатории. Вот эту коблу ты использовал для создания северного сияния. Мне показалось, ты добавил в нее кусочек майской радуги. Помнишь, тогда была сильная гроза? Мы гуляли по парку за домом. Я страшно испугалась. Молнии сверкали совсем рядом, гремел ужасный гром. Я побежала в дом, ты догнал, обнял меня и успокоил. Потом ты стояла на балконе и не хотел уходить. Смотрел в темное небо, ветер трепал твои волосы. Я звала тебя, а ты смеялся и говорил, что грозу не надо бояться. Что это всего лишь природное явление. И что из радуги получится отличное северное сияние.

— Я обманул тебя. Просто хотел успокоить.

— Так ты тоже это помнишь? — глаза Александрины вспыхнули радостью.

— Ты начала рассказывать, и я вспомнил, — надо будет для Амелии сгенерировать северное сияние на звездном небе. Чтобы звезды сверкали как бриллианты величиной с кулак. И чтобы от северного сияния шел нежный хрустальный перезвон. Ей наверняка понравится. А на Александрину тогда это впечатления не произвело. Как и танцующие райские птицы. Да, он вспомнил все это, но в душе ничего не шевельнулось.

— Я теперь часто стала вспоминать прошлое.

— Зря. Это только понапрасну тревожит душу.

— Но это прекрасные воспоминания. Тогда мы любили друг друга. Так трогательно, нежно. Ты привозил мне с охоты букетики лесных цветов.

— Наверное, это и правда трогательно. Вспоминай, если хочешь. Если тебе это приятно и радует душу.

— А тебе это неприятно? — подняла на Реймонда влажные глаза Александрина. Их подернула поволока. Когда-то за такой взгляд он был готов продать душу.

— Да, это было трогательно. И это было давно.

Александрина взяла в руки колбу, повертела ее.

— Да, это было давно. Много воды утекло с тех пор. Мы оба поменялись. Но неужели, тебе никогда не хотелось хоть на несколько мгновений вернуть все?

— Нет, — признался Реймонд. — Зачем? Я мог бы подарить тебе букетик лесных цветов. Тебя это может и порадует. Ненадолго. Зато создаст неудобства всем. Прежде всего мне. Тебе, твоему мужу.

— Ты стал слишком прагматичным, — Александрина вернула колбу на место.

— Жизнь меня кое-чему научила, — Реймонд шагнул в сторону двери. Может, хоть теперь поймет, что ей пора уходить?

— Прости, я задержала тебя, — кивнула Александрина. — Спасибо, что уделил мне время. Это все мои болезненные фантазии. У меня расшатались нервы. Дети — это сложно. Я переживаю за сына по любому поводу, боюсь, что заболеет, что упадет и расшибется. Ведь я в ответе за него.

— Значит, ты прекрасная мать, — Реймонд открыл дверь и ждал, когда Александрина выйдет из лаборатории.

Она неспеша пересекла ее, задержалась у стола, поправила бумаги. Ей всегда нравилось их поправлять. Хотя Реймонда это безумно злило. У него на столе все лежит в определенном порядке и не надо его нарушать.

— Больше я не оторву тебя от дел, — она поднималась по лестнице, слегка покачивая бедрами.

Да, у Александрины хорошая фигура. Как у богини. Но при взгляде на нее, в жилах Реймонда не закипает кровь, как это было раньше. Не пробегает по телу дрожь страсти. Как все-таки хорошо, что они не поженились. Он жил мечтами об Александрине, влюбившись в ее божественную внешность. А не в душу. Нет у нее души и никогда не было. Раньше Барру это было неважно. Но все изменилось.

Как бы они жили? Наверняка возненавидели бы друг друга через пару лет. А может и раньше. У них нет ничего общего. Влюбленность прошла, растворилась как мираж.

— Прощай, Александрина, — Барр проводил ее до холла.

— Прощай, Реймонд, — светская улыбка озарила ее лицо. Холодная, ничего не значащая.

Дворецкий закрыл за гостьей дверь.

— И чего она приходила? Как думаете, милорд? — поинтересовался Руфус.

— Думаю, еще надеялась, что не потеряла надо мной власть и хотела убедиться в этом.

— Она ошибается, я надеюсь?

— Однозначно.

— Может, на кольцо, что она подарила вам на прощанье было наложено любовное заклятье? — предположил Руфус.

— Думаешь, я бы его не почувствовал? Нет, эта так называемая любовь, граничащая с одержимостью, была у меня в голове. Даже не в сердце. Мы так часто внушаем себе то, что на самом деле нам не надо. Мне хотелось любви. А ее не было. Возможно, легкая влюбленность. И желание. Дикое, безудержное. Александрина знала это и играла на моих чувствах. Признаю, мои желания были чисто плотскими. Влечение мужчины к красивой женщине. Но мне хотелось верить, что это и есть любовь. Я жил иллюзиями и страдал, как последний идиот.