Помню

Козырев, с которым я пел в квартете, пригласил нас за свой стол. Я с жадностью выпил полстакана водки и закусил. Тепло стало расходиться по телу. Я почувствовал опьянение. Лариса не уходила из головы. Я пытался разобраться: «Почему? Почему?» Ведь она мне очень нравилась. Я искал причину этому. Было что-то, что я чувствовал как её вину. Но в чём она виновата передо мной? Нет, ни в чём. Копаясь в мыслях, я пришёл к выводу, что единственной причиной нашей разлуки были её рассказы о мужчинах, с которыми она встречалась. Ревность. Я был поражён ревностью. Лучше бы она мне не рассказывала. Я всегда мечтал о том, что моей женой станет девушка-ангел, чистая и прозрачная. Да, я понял, что это было не в моих принципах. Впрочем, это присуще любому мужчине. Мы всегда хотим больше, чем нам положено. Ну а о том, что нам положено, вряд ли можно сказать определённо, кроме самого сокровенного, святого, на мой взгляд, – девственности. Хотелось бы знать, кто из молодых мужчин сомневается в этом. Впрочем, и девушка по природе своей при выходе замуж с гордостью может подчеркнуть: «Я – девственница». И, как бы то ни было, я могу говорить только о себе, только о моих чувствах по отношению к женскому полу. Никогда в жизни я не позволил бы себе жениться на девице, имевшей ранее половые связи с другими мужчинами. Возможно, это глупо, но это так, я был таким.

От моих размышлений меня оторвали ребята. Мы вновь выпили и болтали, но на сей раз о предстоящей работе и о доме родном, где нам, офицерам, предстоит провести очередной отпуск. Ребята говорили о женитьбе, о семьях. У меня же на этот вопрос был совершенно другой ответ. Мне, мол, спешить некуда.

Мы ещё долго сидели и выпивали. Я прилично опьянел, поэтому решил уйти и лечь в постель. Голова кружилась. Расплатиться мне не дали.

Взобравшись на верхнюю полку, я улёгся и тут же уснул. Проспав несколько часов, я открыл глаза. Во рту был неприятный привкус и сухость. Очень хотелось пить, и я попросил ребят, занятых оживлённой беседой, принести мне стакан воды. Я с жадностью выпил воду, поблагодарил их и опять уснул.

Меня разбудили. Я слез с полки и направился в туалет. В зеркале нашёл свою физиономию не очень свежей. Облил голову холодной водой, сполоснул рот и обтёрся вагонным полотенцем. Мне стало лучше, и оставшееся время я провёл у окна. Колёса вагона отбивали чечётку, минуя зазоры в стальных рельсах. Быстро мелькали телефонные деревянные столбы, сопровождающие, как конвой, железнодорожное полотно. Вокруг – зелёные поля, временами меняющиеся лесом.

Природа очаровывала меня своей красотой, а постукивание колёс напомнило слова давней песни. И я стал петь:

Чёрная стрёлка проходит циферблат.
Смотришь в окошко: колёсики стучат.
Стучат, стучат колёсики, бегут, бегут мосты,
И едут прямо в Киев эти чёрные коты.

Поезд подходит на киевский перрон.
Быстро вскочили в оцепленный вагон,
Пломбу сорвали, швейцару дали в глаз,
И пошли тюки с товаром прямо на Евбаз.

Уж коль я упомянул Евбаз (Еврейский базар), то необходимо отметить, что базар этот просуществовал до начала войны и находился на месте сегодняшней площади Победы. На это место когда-то стекалась уйма людей, подводы крестьян-евреев и не евреев. Тут можно было увидеть всё, присущее тому периоду жизни. Будучи мальчишкой, я бывал на этом базаре и с родителями, и без них. Я страшно увлекался пением и танцами цыган и заставлял родителей порой волноваться. К сожалению, базар этот ликвидировали, а на площади построили здание цирка. Красивый бульвар Шевченко влился в площадь с одной стороны и имел своё продолжение с другой. Позднее универсальный магазин «Украина», построенный на небольшой некогда речушке Лыбедь, ещё больше украсил площадь и вернул этому месту почти былую оживлённость. Но, что бы ни делали и как бы ни делали, старые постройки здесь всегда напоминали мне Евбаз. Ещё долгие, долгие послевоенные годы не сходило с уст кондукторов цветных трамваев, объявляющих остановку при подъезде к площади, слово Евбаз. Если говорить откровенно, то это слово было намного приятнее, ибо оно напоминало мне жизнь, а площадь Победы, в противоположность ему, напоминало смерть. Смерть многих погибших киевлян, а среди них – моих родственников и близких.

Но я вернусь к последовательности, ведь ещё так много помню и так много есть о чём писать.

Сегодня мысли мои принадлежат только 1955 году, и впереди ещё много дорог, поезженных поездами, самолётами, пароходами, и очень много скопившегося материала для письма. Пишу легко, мысли укладываются на бумаге без всяких усилий. Я стараюсь придерживаться хронологии, вспоминая год за годом о прожитом и содеянном.

Глава 8