Помни Рубена

И в самом деле, ни одного фонаря не горело на территории школьного комплекса, среди беспорядочного скопления наспех возведенных кирпичных строений, крытых гофрированным железом или черепицей. Сандринелли, директор комплекса, которого называли также «голлистом», любил говорить, что электрический свет неудержимо влечет к себе негров, а мрак, наоборот, отталкивает их, так что до тех пор, пока вверенное ему заведение по ночам погружено во тьму, воры и прочие злоумышленники будут волей-неволей обходить его стороной. Сандринелли хорошо знал Африку и тех, кого он именовал «неграми», — это признавали и сами африканцы. В колонию он прибыл молодым сорвиголовой, вскоре после окончания первой мировой войны, когда лишь редкие смельчаки отваживались поселяться в стране, только что силой отнятой у их исконного врага. Не в пример другим молодым служащим колониальной администрации, которые, едва ступив на нашу землю, бросали чиновничью лямку и спешили заняться лесными разработками или торговлей, Сандринелли не только остался школьным учителем, но даже семьей обзавелся лишь перед самым началом новой войны. Будучи сторонником присоединения колонии к движению, возглавляемому лондонским изгнанником[7], он тем не менее сумел, сославшись на частые приступы болотной лихорадки, увильнуть от службы в войсках, которые вели отчаянную борьбу в пустыне, стремясь любой ценой представить Францию среди других стран, противостоящих фашистской оси. Таким образом, все пять лет войны превратились для него в нечто вроде затянувшегося медового месяца. И теперь при каждом торжественном случае — а такие случаи нередки в нашей колонии, как и повсюду, где царят тупость, лицемерие, подкуп и вымогательство, — его друзья спешили отдать должное его успехам на двойном поприще наставника молодежи и отца семейства.

Подкравшись к задней стороне здания, чуть выделявшегося по высоте среди остальных и полностью погруженного во тьму, Жонглер замер и приложил ухо к стене. Спутники последовали его примеру. За стеной были слышны глухие удары, сопровождавшиеся душераздирающими воплями, которые сразу же тонули в шуме и гуле голосов: было похоже на то, что собравшиеся там люди наслаждаются мучениями своего пленника и угрожают забить его насмерть, если он не замолчит. Звуки ударов стали отчетливей, размеренней, неторопливей: чувствовалось, что истязатели работают артистически, в свое удовольствие, без спешки, тщательно примериваясь. Теперь пленник не осмеливался даже кричать, опасаясь, наверно, еще более жестокой расправы, а только стонал, словно уже находился при смерти. Сердце Мор-Замбы разрывалось от жалости, гнева и отчаяния, слезы катились по его щекам, а все тело сотрясала судорожная дрожь: так бывает с людьми, которые глядят на страдания попавшего в беду ребенка, будучи не в силах ему помочь.

— Это он, — прошептал Мор-Кинда. — Они мучают его уже целый час. Такое случается не впервые с тех пор, как я тут работаю. И каждый раз точь-в-точь, как теперь. Хватают какого-нибудь парня, волокут сюда и отдают в руки сарингала. И представление начинается. А когда сарингала как следует его отдубасят, бедного парня выкидывают на пустырь — поди разберись, чьих это рук дело. А этого, мне кажется, они решили и вовсе укокошить. Ох, мерзавцы!

— Да о ком ты говоришь? — нетерпеливо прошептал Жан-Луи. — Кто кого дубасит?

— Кого дубасят? Парней Рубена, профсоюзников, или как их там… А в этот раз он сам угодил в их лапы…

— А кто дубасит?

— Сарингала, кто же еще? По приказу негрецов, голлистов, тубабов, разве не ясно?

— А почему?

— Послушай-ка! Ты мне не заливай, будто сам этого не понимаешь! Негрецам этот профсоюз как бельмо на глазу, они говорят, что пойдут на все, чтобы его уничтожить.

— А Сандринелли с ними заодно?

— Он у них за главного, не зря же его «голлистом» называют, ну если и не самый главный, то один из главных. Они все там собрались сейчас в его доме, на том конце школьного городка. Я только что оттуда и, стало быть, знаю, о чем говорю. Я сам их видел и слышал; они заявились как раз тогда, когда я кончал мыть посуду на кухне. И среди них — один на редкость опасный тип, некий Брэд; он, кажется, приходится Сандринелли кузеном. Этот на все способен. Он-то и притащил сюда Рубена.

— Сказки! — продолжал сомневаться Жан-Луи. — Где же это он мог его арестовать? В Кола-Коле его тут же забросали бы камнями. Тогда где же?

— В Фор-Негре, наверно, — вставил Мор-Замба, который гоже не знал, что и думать.

— Он там никогда не появляется, по крайней мере в одиночку. Будь это так, весь город знал бы об этом. И вся Кола-Кола поднялась бы на ноги.

— Может, так оно и есть, мы же не знаем, что там сейчас происходит.

— Нужно что-то делать! Они убьют его! — выговорил Мор-Замба, сдерживая рыдания.

— А ты знаешь Рубена в лицо? — спросил Мор-Кинда у Жана-Луи.