Помни меня

– И почему он не может побаловать себя хорошим сердечным приступом? Нам просто нужно угостить его коньячным маслом на Рождество и уговорить купить «Харли» в ознаменование кризиса среднего возраста.

– «Средний возраст» означает, что Джеффри собирается дожить до ста тридцати четырех лет.

– О боже, только не это! Забальзамированный в собственной желчи.

– А пока ты ответишь на телефонный звонок мамы?

От этой перспективы мне становится не по себе.

– Я пока еще не могу. Джеффри также наговорил гадостей о папе, – бормочу я. Я не могу обсуждать это с Эстер, но мне нужно, чтобы она поняла всю глубину моего гнева.

– О! Что же он сказал?

– Что он был бесполезным… – Я не могу придумать, чем заменить слово «распутник». – Что он нас предал и что Джеффри лучше его.

– Гм-м… Ему не следовало это говорить. Наверное, услышал что-то от мамы…

– Не защищай его. Этому человеку нет оправдания. Как он смеет говорить мне гадости о нашем папе?

– Ты же не можешь сказать, что он был Мужем-И-Отцом-Года, Гог. Я тоже по нему скучаю.

– Да, но это можем говорить мы, а не этот тайный фашист с зачесом на лысине.

Эстер смеется от души, и мне становится намного лучше. Разговор заканчивается, и я выключаю телефон. Открыв дверь, я встречаюсь взглядом с темными глазами Лукаса Маккарти, которые вечно обвиняют.

– Добрый день, – приветствует он меня, потягивая кофе из кружки. – Все в порядке?

– Да.

Мне лишь померещился многозначительный взгляд и какая-то необычная интонация? Может быть, он слышал мой телефонный разговор? Знает ли он, что Девлин рассказал мне о Нив?

Я в первый раз вижу Лукаса после этого открытия. Как же мне теперь к нему относиться? Правда, если бы Лукас хотел, чтобы к нему относились как к недавно овдовевшему мужчине, он бы мне рассказал о своей утрате.

Рядом с ним неожиданно появляется Дев, в духе ситкома: наверное, он что-то делал под барной стойкой. Указывая на меня, он говорит:

– Черт побери, оно собирается какать!

Я в полном недоумении, но потом понимаю, что он указывает на Кита, пристроившегося в углу.

– Кит просто так сидит. Если только ты не имеешь в виду Джорджину.

– Мне пойти погулять с Китом? – спрашиваю я.

– Нет! – кричит Лукас, затем добавляет: – Нет, спасибо. Я выведу его.

Он пристегивает поводок и говорит:

– Пошли, мальчик. Дядя Девлин тебя обвиняет. Пойдем-ка подышим свежим воздухом.

За ними закрывается дверь, и на меня веет цитрусовым лосьоном после бритья и мокрой псиной. (Вот уж никогда бы не подумала, что мне понравится такое дикое сочетание.) Дев говорит:

– Он носится с этой шавкой. Не принимай это на свой счет, ничего личного.

Мне становится еще хуже, поскольку я не думала, что хамство Лукаса так заметно.

Меня все еще не покидает воспоминание о том дне в Ботаническом саду. Надеюсь, я никогда не стану в подпитии кричать Лукасу: «А когда-то тебе ГОРАЗДО больше хотелось гладить меня, чем свою собаку».

26

– Вот что я хочу сказать: у нее для меня есть только дни с понедельника по среду. Я недостаточно хороша с четверга по субботу. У меня нет приоритета.

Клем пытается объяснить нам с Джо, которая делает мне прическу, почему ее подруга Сэди – то ли подруга, то ли нет, исходя из того, когда она предлагает встретиться. Интриги и козни в винтажном бутике – это что-то.

– Может быть, она действительно свободна в эти дни? – предполагаю я.

– Нет! Она всегда где-нибудь бывает на выходных. Я видела фотографии. Знаешь, у всех нас есть друзья второго и третьего ряда. Но зачем же делать это таким явным? Это неприлично.

Клем часто с уверенностью заявляет: «Мы все это делали» или «Мы все втайне так думаем». Это меня обескураживало, пока я не поняла, что она обожает преувеличивать. То же относится и к ее внешнему виду. Она сидит, скрестив ноги, веки сильно накрашены, в руках вейп. При этом она окутывает нас ванильными парами.

– Между прочим, Клем, шикарно выглядишь. Кто ты сегодня?

– Спасибо. Сегодня я – Анита Палленберг[80], прибывающая в Хитроу из Нью-Йорка в конце 1960-х – начале 1970-х, с Китом Ричардсом[81]; в сумочке у нее спрятано немного гашиша.

Клем всегда в каком-нибудь образе. «Мишель Пфайффер в «Лице со шрамом»[82] – после того как она возвращается домой, в Талсу, чтобы реабилитироваться». «Мисс Манипенни[83] на похоронах Бонда – но она знает, что он не умер», – и т. д.

Я рада, что мы с Джо познакомились с Клем, когда нам было двадцать с небольшим. Потому что теперь я пришла бы от нее в ужас: с возрастом все меньше привлекает риск.

Думаю, мы подходим Клем, а она подходит нам. Она разъедает, как лимонный сок и соль, нашу благодушную удовлетворенность, в которой мы легко могли закоснеть. А мы не даем ей болтаться с такими же, как она, худощавыми созданиями, которые вечно пытаются превзойти и подковырнуть друг друга. Если судить по внешнему виду, то Клем – одна из них. Но в душе она не такая.

Да и вообще, быть примадонной, которая борется за первенство, кажется мне утомительным.