Я открываю кухонную дверь, и Лукас возвращается в гостиную.
– Это клетка?
– Да, там моя черепаха.
– Боже мой, Джемми еще жив?
– Ты помнишь его имя!
– Да. Представь себе, сколько раз я старался не выдать себя, упомянув что-нибудь, известное мне со школьнах лет.
Он усмехается, и я радуюсь, что теперь между нами нет ничего недосказанного. Это так хорошо! Как приятно, что я снова способна испытывать к нему добрые чувства.
Когда я открываю входную дверь, Лукас поворачивается и, глубоко вздохнув, говорит:
– Джина.
– Никто не называет меня Джиной!
– Знаю, – отвечает Лукас. – Вот почему мне хочется так тебя называть.
Мы смотрим друг на друга.
Мы дословно воспроизвели разговор из времен наших свиданий в Ботаническом саду. Я думала, что я единственная хранительница этого пламени. Лукас уже ясно дал понять, что это не так, но этот диалог служит доказательством.
– Когда на поминках я снова тебя увидел, ты точно так же светилась, как в школе. Он это не отнял. Никогда не позволяй ни одному мужчине отнять это у тебя.
И не успеваю я отреагировать, как он сует руки в карманы, кивает мне и уходит в ночь.
Я закрываю дверь. Горячий поток слез струится по лицу. Это слезы печали, но не только.
Лукас Маккарти вернулся в мою жизнь. И оказывается, я рада, что это произошло. Мы кое-что уладили. И у него замечательная собака.
Я выдыхаю. Порой правда неприятна и трудна, но не всегда стоит ее избегать. Иногда она спасает тебя.
Сверху орет голос:
– ДЖОРДЖИНА ТЫ НАГОВОРИЛАСЬ Я ПЫТАЮСЬ НЕМНОГО ПОСПАТЬ ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩИЙ МАТЬ ВАШУ!
– Мы все, – кричу я в ответ, вытирая руками слезы. Как бы мне хотелось, чтобы я ошибалась.
Юность не ценишь, когда она у тебя есть, правда? Когда я была в том возрасте, когда получают степень, чувствовала себя неловко. Мне казалось, все видят, что мне не хватает способностей. Мне скоро стукнет тридцать один, и я чувствую себя не на своем месте из-за возраста. Почему я расстраивалась, что мне двадцать? С моей бесподобной беспомощностью, непониманием контекста, «Доктором Мартинсом» на уме и постоянным легким отходняком я тогда прекрасно вписывалась в студенческую жизнь.
После инцидента на воскресном ланче мы с Эстер надеялись, что мама может уйти от Джеффри. Она этого не сделала, но у меня сложилось впечатление, что в результате баланс сил слегка изменился в ее пользу. Даже такой минимальный протест сыграл положительную роль.
Может быть, помогло то, что Джеффри понял: ее семья этого не потерпит.
Мама спросила, можно ли ей купить мне новое пальто к Рождеству.
– Дорогая, дело в том, что из-за этого розового меха люди не склонны принимать тебя всерьез.
Я вздохнула. Можно разозлиться – а можно принять предложение и оставить пальто из розового меха для выходных.
Мы пошли в «Джон Льюис», и я выбрала пальто средней длины, с поясом и большим воротником. Мама шумно выражала одобрение. Когда я вертелась перед зеркалом, чувствовала себя очень элегантной. Немного как женщина-вамп в черно-белом фильме, которая сказала бы, стоя возле поезда: «
Потом мы пошли в кафе, и мама спросила о моей работе. Я официантка в коктейль-баре на Леопольд-сквер. Его владелица – Рита, которой пятьдесят с небольшим, – хотела, чтобы женщины могли спокойно выпить и к ним не приставали. Атмосфера в этом баре цивилизованная. Мы с Ритой так понравились друг другу, что она сделала меня управляющей в мой второй рабочий день. «Твои манеры задают правильный тон», – сказала она.
Если бы вы спросили меня, какое самое лучшее место в городе, где можно выпить, я бы с радостью рекомендовала этот бар. Наряду с отреставрированным викторианским пабом на Эклсолл-роуд, который, как я слышала, процветает. Я работала там, но уволилась.
Мама спросила, долго ли я собираюсь работать в коктейль-баре или продолжу поиски. Мне показалось, что она не так воинственно настроена, как обычно. Я объяснила, что собираюсь пройти переподготовку.
– Я сказала «переподготовка», но на самом деле имею в виду, что хочу наконец приобрести профессию. Может быть, я могла бы пройти стажировку в «Стар» или что-нибудь в этом духе. И чтобы у меня была возможность писать.
– Я думала о том, – сказала мама, помешивая свой флэт уайт[98], – что ты так и не окончила университет. А твой отец так хотел, чтобы ты получила степень. У меня имеется приличная сумма в банке, и деньги просто лежат. Но это деньги и твоего отца. Я так злилась на него долгое время, что меня не очень-то интересовало, чего он хочет. В результате пострадала ты. Думаю, ты должна взять эти деньги, чтобы получить образование.
– Мама, я не могу, – отвечаю я, растроганная и удивленная. – Не в тридцать же лет! Я же все-таки не какая-то попрошайка. – При этом я подумала: мама, тебе самой может понадобиться Фонд-Для-Побега.