Машины остановились посреди поля, на холме – так чтобы было видно со всех сторон как минимум на километр. Башкирия – это огромные пространства, лесостепь, настоящие леса начинаются севернее, здесь, у Уфы это лесостепь. Дорога идет как на огромных «русских горках» – то вверх, то вниз, плавно, но с большими перепадами. Около дороги – попадаются придорожные кафе, в основном приличные, кирпичные, с нормальными стоянками. Деревни – тоже приличные, много каменных домов с коваными оградами, много скота, импортная техника. Как-то – тут получалось жить лучше, чем во многих сельских местностях Центральной России, где Котов тоже бывал и не раз.
– Машину поставь носом к дороге – приказал Котов – выходя из головной.
Приказ был исполнен.
– Теперь. Сотовые достали – и мне в сумку. Живо! Все! Сотовые сдать!
– Это зачем? – вылез Тема
– За Удмуртией[24]. Сдать, сказал…
Недовольно ворча, сотовые все же сдали.
– Так… стоять будем здесь, пока рак на горе не свистнет. Или пока я не прикажу делать ноги. Дежурные смены по два человека – на стреме. Остальным – дрыхнуть. Может быть – придется ночью работать.
– А пожрать?
– Кто желает – не вопрос.
– Я там на дороге кафушку видел…
– Отставить. Через это кафушку – тебя и выцепят.
Не тормози – сникерсни…
Котов посмотрел на часы. Первые пять минут каждого часа – окно связи, после каждого активного сеанса – придется перемещаться. Инициатор звонка он, каждый раз он будет звонить с разных сотовых. Один звонок – и аккумулятор долой, как работает СОРМ, он знает как никто другой. Абонент всегда один и тот же – Башлыков. Еще неизвестно – до чего он добазарится с местными фейсами[25]. Похоже, вся республика тут как пороховая бочка.
Так все и есть. Никому не хочется будить лихо, пока оно тихо. Всем хочется получать зарплату, очень неплохую в последние годы и заниматься всякой мелочевкой. Кто-то что-то сказал лишнее – вызвал, беседу провел, через прокуратуру предостережение оформил. Вот только г…о какое получается – у вахов[26] по мелочам не получается. Постоянно их несет – зарезали, подожгли – тут недалеко и до захвата заложников или взрыва на улице. И договариваться не получается, как с «русскими фашистами» – мол, ты нам работу по мелочам обеспечиваешь, а мы на все остальное глаза прикрываем. Не получается.
Скворцов порылся в сумке, которую он называл «спортивной», ездил с ней на соревнования. Достал плитку шоколада – белорусский Спартак, горький, настоящий – в России такой не делают, бадяжат только так. Бутылку воды. Посмотрел на багажник Патриота, тяжело вздохнул…
Скотч с треском поддался под зазубренным лезвием ножа. Котов помог заложнику сесть, разломил пополам шоколад. Протянутая рука с половиной плитки осталась висеть в воздухе…
– Послушай, ата.[27] Мы друзьями не будем никогда. Но из уважения к твоему возрасту – возьми, съешь. Благодарности не надо.
Старик поколебался, но шоколад взял. Говорить первым никто не хотел.
– Я из Ижевска – нарушая правила конспирации, сказал Котов – знаешь, что там у нас было? Пятьдесят человек – в мясо.
Старик не ответил.
– Я не злой человек. На самом деле – не злой, нахрен мне все это надо. Но вот ты мне скажи – когда в моем городе пятьдесят человек в мясо – я что-то должен сделать, а? Или я должен просто своих закопать, утереться и дальше жить, а?
– Должен – сказал старик
– Что я должен сделать?
– Если кто покусился на вас, то и вы покуситесь на него, подобно тому, как он покусился на вас,[28] – мулла процитировал Коран.
– Значит, я должен к вам приехать, взять пулемет, в первую же деревню зайти и пока патронов хватит? Так что ли?
– Может, и так. Тебе решать.
– А вот нахрена мне это надо? Вот мне – нахрена грех на душу брать?
– Тебе решать – повторил старик.
– Я о другом. Вот ты этих… наставляешь. Воевать с нами наставляешь. Ты думаешь, все в одни ворота будет, что ли? Думаешь, что русские все уже вымерли, можно все что угодно творить – и ничего за это не будет? Так что ли?
– Я этому не учу – ответил старик
– А чему же ты учишь? Вот эти уроды – они ведь ваххабиты, салафиты… их кто трогал? Они ведь тебя слушают, а потом резать идут.
– Я учу справедливости. Ты этого не поймешь.
Котов присел на корточки.
– А ты расскажи, ата. Я послушаю. Вот какая в этом справедливость? В том что пацанов убили, у которых еще девчонок то не было. А баб да детишек постреляли – вот в этом какая справедливость. Я сам, своими руками пацана кончил – а если бы не кончил, он бы меня и моих друзей своим поясом шахида в мясо. Где тут справедливость? В чем – она?
– Ты при Советском союзе жил? – вдруг спросил мулла
– Сподобился. Не помню уже ничего… школу помню.
– Меня в КГБ притащили… тогда как раз один из братьев Коран раздобыл, их американцы присылали на русском. Избили меня… шлангом с песком. Но знаешь, что? Тогда лучше было. Вот ты говоришь – человека убил. Зачем?
– Я же сказал…
– Сказал… Жизнь свою спасал. Жить хотел. А не думал, что тот… бача… он что-то хотел, кроме того, что умереть.
– Что хотел? Да нас он убить хотел! Вот что он хотел!
– Видишь. Не понимаешь.