Поминальник усопших

А нет той силы?… Ну, тогда казачество — это болотниковская, разинская или даже пугачёвская вольница. И, — того хуже, — «орёлики» Мазепы, Пилипа Орлика или проходимца — «кошевого атамана» Гордиенки. Которые своих не просыхавших сечевиков продали они сперва шведам. А вслед за тем подложили под «Паньство крымское», под хана. Дружба с королём шведским кончилась свальным позорным бегством и, по дороге, грабежом русских провинций. А вот с ханом…Тотчас, — в 1711 году, — вместе с татарами, казаки пошли в набег на…Украину. И, — хватая без счёта на продажу беззащитных украинских крестьян, — превратились в бандитов. В ханских сатрапов… Продолжалось всё пока не взялась за предателей Екатерина Великая — пока не занеслась над ними всё та же Длань. Всё та же Десница карающая… Да что говорить!… Не «за веру, царя и отечество!» у неё на уме. А «сарынь на кичку»!… Вот… Не такое ли оно и было тогда, в ноябре 1917–го, вкруг Новочеркасска, в смуту?!…А ведь правил там и Алексей Максимович Каледин, Донской первый выборный атаман… На Германской водил он казачьи сотни в сплошной пулемётный огонь! Под стальной «накров» германской шрапнели! На австрийские «железные» кавалерийские лавы!… Владел безраздельно идущими на смерть людьми и всегда побеждал — отважный и прямой человек! Казачий вождь нашего времени!…Именно о нём мечтал, и его именно прочил Алексеев в руководители войска Донского! На него ставил, надеясь… И что? В тамошнем организованном полнейшем развале, — что во сто крат страшнее был любой вольницы, — что оставалось ему?…Подумать только: как же растеряться в этом зыбучем болоте нужно было? Как остро ощутить бездну беспомощности своей, чтобы такому цельному и сильному воину — Каледину — руки на себя наложить, приложив к виску… дамский Браунинг?!…Тут, правда, красные «помогли»: двинули орды свои на Дон! И донцы, прежде не пожелавшие объединяться с добровольцами за пределами своей земли, бросились к Деникину!…Да поздно…

И всё же… Всё же… Перед самой кончиной своей Алексеев сумел организовать и направить новорожденное патриотическое Движение. «Белое». А Корнилов — возглавить его!…Не вина Лавра Георгиевича, что 31 марта, по утру, прилетела по нём смерть… Она ведь не спрашивает. Но…То не перст ли Божий был? Перст. И дело его попало действительно из… огня да в… полынью! Из рук человека огненного темперамента и железной хватки — в руки холодные… В холодную душу… (Не о том ли писал Керсновский?!)… И потерпело поражение. Ложь, демагогия и российская тупость пересилили Святое Дело. Значит, всё зря? Нет, не зря! Не было бы Его вовсе, — Дела этого, — чем тогда оправдалось бы наше поколение «Великой России» перед потомками?…Ничем.

…Да, да, — о покойном так не гоже. Да и не злая я…Только… сколько же светлых, святых сколько судеб загублено было? Поколение целиком!… Знаю, говорю потому, что оно и вот через эти вот руки прошло, кровью умытое…

…Само собою, обязанности свои «медико–санитарные» я в Новочеркасске исполнила.

И ещё…наплакалась всласть, снова повидавшись и попрощавшись снова с моим Сашенькой… С Александром Павловичем… Со своей Наташенькой…

Возвратилась теперь уже через фронт! Напрямую!… Встретили. Проводили до заветного разъезда, где с моим поездом ждал муж. Впереди — ставшей родной Волынь. Кременец впереди. А с января 1918 и по 1 марта — киевское ЧК. Потом Гренер. И снова Кременец…Раненых спасать.

А где–то на Юге родные люди пытаются спасти Россию… Господи!…

67. Екатеринодар.

Спустя год, осенью 1918–го, — снова через фронт, точнее, над фронтами, но снова с приключениями, — вырвались с супругом в Екатеринодар, попрощаться с покойным уже Михаилом Васильевичем Алексеевым. Во время получасовых сборов друзья успели посчитать нас начисто сошедшими с ума. «Туда?! И снова через фронт? — очередная Авантюра мадам!?»…Но мы должны были, мы обязаны были быть на Его похоронах — с Ним уходила часть наших сердец… И мы несли Ему последние пожелания светлой памяти и земли пухом от тысяч лежавших у нас бывших его солдат и офицеров, которые помнили Его и чтили…В каком–то смысле наше решение — вправду было авантюра. Хотя бы потому, что о времени и месте похорон узнали из… вольного пересказа (из сплетни, значит) «секретного» телеграфного донесения штаба за не полных трое суток. И рассчитывать могли только на исправность базирующихся у нас под Кременцом с лета 1916 года, и постоянно ремонтируемых там, французских «аппаратов» Международного Красного Креста. Наши лётчики, в основном бывшие русские офицеры (остальные французы — все служащие Фармана), были опытны. Вышколены службой. Надёжны — знала по своим экстренным полётам с ними примерно с того же времени…