В 1834 году местные аравитяне возмутились против паши Мехмеда Али. Ибрагим–паша взял город, разрушил крепость и убил всех возмутившихся против его власти, а православных перевёл в окрестности Иерусалима. Спустя два года им было позволено возвратиться в Керак. Но война и переселение уменьшили число их до двухсот семейств, и у них не было до селе ни церкви, ни священника. Впоследствии, число христиан увеличилось, неименее церкви стало ощутельнее, и сооружение нового храма в этой полудикой и скудной стране оказалось необходимым для поддержания православия; это посвящённое Богу место могло поддерживать, питать тлеющую там искру христианства.
Расположенный против Мёртвого Моря на высоких Горах Маовитских Кириакополь, или как ныне его называют Керак, именуется в св. писании «камнем пустыни» и «градом Моава». Он был родиной Руфи, праматери царя Давида. В Кераке оседлых жителей христиан около 300 семейств.
…Сознавая и вполне разделяя мысль преосвященного Мелетия, в пасхальные дни 1846 года дал я обет послужить церкви Христовой во вверенной его попечению епархии — в том месте, где на дивной горе Бог даровал закон человекам…
…По испрошении Государя Императора…и по соглашению с нашим консулом г. Базили… избрано было удобнейшее место для сооружения церковного здания, которому в 1847 году положено было основание…А 17 июля 1849, в воскресный день, одинокая церковь христианская, сооруженная на земле неверных, освящена во имя св. великомученика и Победоносца Георгия…»
….Две недели посвятили они путешествию к семейному храму Адлербергов за Мёртвое море. Но о том, подробно и обстоятельно, в путевых дневниках Стаси Фанни ван Менк.
65. «Тайны».
…Виноват!…Виноват! — это Николай Николаевич, — забыв прежде спросить. — Но, простите, доктор…Вы как то обращались к супругу своему: «профессор!». Слышал когда–то, как к этому званию его и высокую степень — Вы же сами — присовокупливали… А вот на свои собственные регалии не реагируете. Не откликаетесь даже…Даже на армейские. Даже на службе!… Не надеваете никогда отличий даже на Высочайших соборах. И не подписываетесь даже на важнейших служебных бумагах. Будто не существуют они… Служба, всё же… Закон…Почему?
— Потому, что рождённая равной среди равных, так живу. По Закону!
Или и Вы допускаете возможность ревизовать Моисеевы–ли, Христовы ли святые заповеди под «жизненные обстоятельства»?… Ревизия Их есть ложь… Евангелие от Матфея учит: Иисус советует нам не требовать титулов уважения как раввин или отец. Велит уклоняться от таких названий. Только «брат» и «сестра». Вот и живём в нашей общине семьёю братьев и сестёр… А из носителей чинов всяческих отличительных, да званий, да степеней, — любых отличий, — одно над другим — какая дружная семья?…Да ещё «из любящих друг друга»?
— А Ваш талисман, или амулет?
— Этот? — Она сняла с шеи маленький зелёный мешочек. За ленту вынула из него сверкнувший медовым золотом Знак Офицерского Георгия…Бережно опустила на ладонь… Меж раскрывшимися пальцами вспыхнула белая эмаль лучей креста. Заискрились бриллиантики чёрного орёлика–двоеголовика в золотом кружке по центру ордена… — Да, это действительно мой талисман, сработанный самим великим Агафоном Фаберже. И преподнесенный мне Государём в присутствие мастера.
— Большая честь!… Большая честь!
— Нет, Николай Николаевич! Только прошедшие через руки Его величества Государя знак благодарности! Лишь только Знак благодарности трудом Карла и Агафона за мой труд спасения племянника их Сергея, Мальчика—Прапорщика… С этим условием разрешила себе душою принять это чудное творение великих мастеров… А Серёжа — он был одним из малой гостки счастливцев, выживших в одной из первых атак кавалергардов летом 1914 года почти целиком павшей гвардии…
…Ну, а формальные первопричины… Вообще всё, вызвавшее создание именно вот этого вот экземпляра Знака… Тем более, сопутствовавшие Высочайшим решениям формальности… Это — увольте — не для меня…
— Вот только… почему «орёлик–двоеголовик — по золоту»? — допытывается дотошный Николай Николаевич. — Хотя, конечно, конечно, именно — с орёликом — изделию этому вообще нет цены! (Он, оказывается, и такое знает! Особую въедливость и скрупулёзность собеседника собеседницу не смущает и обидеть не может).
— «Дипломатия» герольдмейстера, наверно. Естественно, уважение и чуткость мастеров–французов к особенностям философии именинницы… —
— Возможно. Но я к тому, что «орёлики» — по золоту, редки чрезвычайно! Их по пальцам руки можно сосчитать. Потому как награждаются ими иноверцы. Для православных же Знак со Змием разящим по красному полю кружка…
— Что же, правы все (Все были не правы: «Доктор Фанни» понятия не имела, что не «для Православных» Змий разящий. Но для всех христиан. Не очень сведущие чиновники департамента геральдики зачислили её — меннонитку — не иначе как только не в… басурмане. Ей было это безразлично — Бог един. Мастера, — лучше всех «знатоков» зная то, что даже Николай Николаевич знал, — с удовольствием смолчали) —
— Что ж, за исповедь спасибо, доктор, дорогая!…