Помещик. Том 1. Сирота

— Ты, верно, смерти моей хочешь. Я видел, как ее мать на меня смотрела. Будь ее воля — руками бы на куски порвала. С такой тещей да женой я и седмицы не проживу. Как там говорят? Отчего сдох-то муженек? Да грибочками отравился. А чего синюшный такой? Так есть не хотел…

Небольшая пауза.

И все присутствующие заржали. Даже дед.

После чего дед, лихо поправив усы, да разгладив бороду заявил:

— Я согласен с Григорием[2]. Жениться тебе надобно.

— Так не на этой же…

— Сам решай — или со мной поедешь да послужильцы пойдешь, так как земли у нас нет свободной, или петрову дочь в жены возьмешь. Ибо если не примиришься с семейством этим, то тебе тут не жить. Изведут.

— А так не изведут?

Так и болтали. Точнее даже не болтали, а переругивались. Дед, очевидно, не горел желанием забирать внука с собой. Даже смотрел на него с легким раздражением. Но и оставить все как есть не мог. Почему? Андрейка не понимал. Но видел отчетливо. Наконец он не выдержал:

— За что? — тихо поинтересовался парень, подойдя к деду. — Ты ведь меня ненавидишь. И отца моего ненавидел. Что мы тебе сделали? В щи насрали что ли?

Дед дернулся от этих слов, сверкнул глазами, но взяв себя в руки произнес:

— Прохор мать твою взял в жены вопреки моей воле.

— Бывает, — пожал плечами парень. — И теперь ты хочешь сломать жизнь мне?

— Щенок, — прорычал дед.

— Не отдавай приказов, которые не выполнят, и не будешь смешон, — не отводя глаз тихо произнес Андрейка. — Так мне батя говорил.

Повисла вязкая пауза. А дед парня если бы мог спалить взором, то без всякого сомнения это сделал.

— Весь в отца! — наконец нарушил молчание тот улыбчивый родич, у которого взгляд был более цепким и колючим, чем у волка голодного. После чего он подошел. Хлопнул Андрейку по плечу и тоном заговорщика добавил. — Ты сам решай. Я всей душой за то, чтобы ты с нами поехал. Ваш лай — услада для моих ушей. Только он быстро сойдет.

— Чего это?

— Так будешь получать горячих и скоро надоест. Начнешь за языком следить.

— Ой не уверен, — покачал головой Андрейка. — Ну получу я горячих. А дальше что? Всех, кто участвовал, подкараулю и оглоблей по спине приласкаю. И скажу, что так и было.

— А сдюжишь? — усмехнувшись спросил дед.

— А давай поиграем? Ты бьешь палкой меня по спине. А потом я тебя. И кто первый отступится, тот и проиграл.

— Вот видишь, Степан? — усмехнулся воевода. — Сущий чертенок.

— Ох и намучаешься ты с ним Григорий. — покачал головой дед.

— Ежели жинкой обзаведется, то прыть умерит. Оттого и предлагаю с Марфой его свести…

Спустя час.

— Хозяйка! — крикнул воевода, входя на подворье покойного Петра.

— Опять тебя черти принесли! — раздраженно рявкнула Евдокия. — Чтоб тебе пусто было! Чтоб тебе черти всю бороду выщипали! Чтоб… — хотела еще что-то сказать женщина, но ее брат вновь дал затрещину, вынуждая заткнуться.

— Ты уж не серчай на бабу. Сам знаешь — дурная. Да и горе ей глаза застит.

— Выпороть бы ее, — покачал головой воевода. — Но мы не за этим. Данилы нету?

— Как нету? Есть, — произнес мужчина, выходящий из дома. Лицом очень схожий с покойным Петром, только телом стройнее. По нему было видно — воин. Да, не в привычном для XXI века формате, но тело достаточно сухое, поджарое, с какими-никакими, а мышцами. И взгляд жесткий, холодный. Смотрит, словно не человек, а конструкт какой-то неодушевленный.

— Ты, стало быть, теперь старший в роду?

— Стало быть. — осторожно кивнул он, чуть склонив голову на бок с явно читаемым подозрением на лице.

— Тогда с тобой переговоры и вести.

— О чем?

— Как о чем? У вас товар, у нас купец. Али не догадался?

— Сватать что ли пришел Марфу? За него? А чего не по-людски? Хотя…

Данила хотел было уже сказать гадость, но сдержался, ибо воевода сверкнул глазами, давая понять, что это лишнее.

— То не сватать. То обговорить. Сам видишь — кровь легла между вами. Оттого Степан, — кивнул воевода на деда Андрейки, — и предлагает примирение. Ибо от той вражды один прибыток — татям да татарам.

— Намедни ты Петра татем кликал.

— А как он поступил по твоему разумению? Я ему долг Андрейки погасил. И деньги сверх брать запретил, ибо не ростовщик он, а воин. А он что удумал? Татьба сие или что? У Петра словно бы разум помутился. Сам знаешь — я его знаю много лет. Воевали вместе. Всегда был осторожен. А тут… и выбрал на кого кидаться. Али ты Прохора не знал?

— Знал, — сурово произнес Данила, едва заметно кивнув.

— Так этот щенок уже отца перещеголял. Как в махании сабелькой, так и в нраве скверном. Колючий как ежик. Рычит. Зубы показывает. Норовит цапнуть, словно молодой волчонок.

Даниил молча подошел к Андрейке и попытался чуть приподнять тому подбородок, чтобы глаза в глаза посмотреть. Но тот отступил на полшага, уже рефлекторно положил руку на эфес и сам вскинул подбородок, глянув на своего визави с вызовом.

— Видишь? — хохотнул воевода. — А лается как! Загляденье! Они с Евдокией смогут весь город потешать, ежели беседу какую затеют у торга. Ну что твои скоморохи…