Помещик. Том 1. Сирота

— Если я к тебе пришлю ремесленников, их обучишь?

— А какая мне с того выгода? Сам понимаешь, я это придумал и хотел бы за свою выдумку какую-любо пользу поиметь. Иначе не справедливо выходит.

— А что ты хочешь?

— Секрет лампы не велик. Начнешь делать и торг вести — сразу повторять начнут. Посему, мню, недурно было бы, чтобы Мать-церковь испросила у Государя нашего жалованную грамоту на их выделку. Чтобы никому больше такие лампы не мастерить для продажи. Хотя бы лет на двадцать. Мне же с того часть сотую хотелось бы.

— Всего сотую часть? А чего не десятую?

— На десятую Мать-церковь не согласиться.

— А если десятую часть от той сотой части?

— Тут уже я не соглашусь. А лампу уроню нечаянно и забуду, как сделал.

Афанасий посмотрел на Андрейку исподлобья. Но промолчал. Ему очень не понравился это ответ.

— Но давай об этом поговорим потом. Сначала займемся тем дело, ради чего ты приехал. — произнес Андрейка и взял с полки стеллажа два небольших туеска. — Вот. Что я и обещал. В каждом по две десятых гривенки ляпис-лазури.

Священник нервно сглотнул и открыл крышечки. Пошевелил в одном из них краску пальцем немного. Осторожно, прямо-таки трепетно стряхнул остатки порошка обратно. Вынул из сумы, что висела у него через плечо пять небольших, плотно набитых кошелька. И аккуратно уложил их на стол. В ряд.

Андрейка взял первый наугад. Развязал. И высыпал на ладонь монеты. Судя по всему — в каждом находилось по тысячи новгородок. Новеньких. Это наводило на мысли о том, что деньги ему прислали из Москвы. Есть над чем подумать. Потом…

Остальные кошельки он даже трогать не стал. Просто вернулся к стеллажу. Взял оттуда еще один туесок березовый. Только побольше. И поставил его перед отцом Афанасием.

— Что это?

— Еще краска. Тут примерно половина гривенки[4].

— Но у меня больше нет с собой денег. — как-то растерялся священник.

— А и не надо. Это мой вклад в дело Матери-церкви. Все что я сумел вспомнить и найти — все перед тобой отче. Эти деньги, кивнул он на кошельки, мне нужны, чтобы пройти верстание. А больше брать — лишнее. Да и глупо это.

— Глупо?

— У меня ведь от Агафона осталось семь рублей монетой. Ты еще пятьдесят привез. Итого пятьдесят семь. Ежели кто прознает — мне тут станет очень горячо жить. Зима холодная, а не замерзну. Если же и оставшееся продавать — на моей жизни совсем можно крест поставить. Как пить убьют. За меньшее убивали. А если я и эту краску решился продавать? Да ко мне половина Тулы решила бы заглянуть и ограбить.

— Поживи у меня, в Туле. Я платы за постой не возьму. После ТАКОГО вклада — совесть не позволит.

— Не могу.

— Почему?

— Я дал обет. Эта зима будет полна волков. И тех, что природные, и тех, что в обличье человека почему-то ходят. Отче, я ведь не пахарь и не гончар. Мне нужно уметь встречать лицом к лицу с волками. Любыми волками. Я должен пройти это испытание и вернуться в Тулу воином. Или не вернуться вовсе.

— А твои холопы знают, что их ждет?

— А ты думаешь, что они упражняются вместе со мной просто так? Делать им больше нечего? — грустно улыбнулся Андрейка.

— А лампа? Ведь если ты погибнешь, то…

— Я сделаю еще одну и закопаю ее под березой, что рядом с пепелищем отцовского дома. Если я сгину — просто забери ее покажи кому надо. Там несложно. Пусть просто повторяют.

— А печь?

— Там долго рассказывать. Лучше не связывайтесь. А еще лучше молись за меня. Мне твоя молитва отче очень поможет. Потому и отдаю тебе все, что у меня есть кроме самого необходимого.

Отец Афанасий кивнул. Серьезно и понимающе.

Несмотря на то, что человеком он был в какой-то мере циничным и достаточно умным, как по меркам эпохи. Но за рамки своего века он выпрыгнуть не мог. И был типичным носителем рационально-мистического мышления и насквозь религиозного мировоззрения. Поэтому такую мотивацию Андрейки он и понял, и принял.

Она ведь была в должной мере рациональна. С одной стороны, а с другой — пронизана религиозностью насквозь. Отрок жертвовал церкви все, что у него есть, кроме самого необходимого. А сам оставался здесь, в глуши, чтобы выполнить обещание, которое он дал Всевышнему. Неожиданно, но мотив более чем серьезный и понятный. Даже вызывающий нешуточное уважение. Поэтому разговор их и затянулся. Священник теперь посмотрел на парня иначе. Совсем иначе. Многое в его голове встало на свои места. Не до конца, но все же. Поэтому он попытался это прояснить. И Андрейка был к этому готов. В этот раз.