Сам же он так и не освоил никакой музыкальный инструмент. Да и петь не умел. Поэтому максимум что мог изобразить — это композицию из Кин-дза-дза. Там ни голоса, ни слуха не требовалось. Но таким образом себя не развлечь и слух не усладить. А музыка, которую он слышал в своей прошлой жизни потихоньку сойдет на нет в воспоминаниях. Становясь с каждым месяцем, каждым днем все более бледной, безвкусной и тихой. Превращаясь в тень от тени. И это пугало, портя настроение. Вот Андрейка, чтобы перед сном не думать о печальном, и сосредоточился на мыслях более полезных и прикладных. Например, на пиле.
Пила занимала удивительное место в жизни европейцев. Например, до XII века она у них употреблялась практически исключительно как орудие пыток.
Входила в обиход она очень неспешно и с трудом. Само собой, впереди всей Европы тут оказалась Италия, выступавшая глазным центром регионального прогресса. Там уже в XII веке стали появляться пилорамы с приводом от водяного колеса. В Восточную Европе же этот замечательный инструмент вошел лишь в XVII веке. Поэтому, когда Андрейка захотел его купить, то пришлось «обломиться». Ибо пил в продаже не имелось. А Агафон, поняв, что просит отрок, даже как-то с лица спал.
Что не так было с пилой?
Ее критика базировалась на двух китах. Во-первых, считалось, что она хитрит и работает не честно. Ведь с ее помощью, например, можно спиливать деревья тайком. Во-вторых, ее почитали женским орудием, ибо позволяла она достигать успеха не применяя силу и твердость руки, потребные для того же топора. Хуже того — в средневековом восприятии распиливание и обтачивание имели нечто общее с ростовщичеством. Иными словами — дело грязное.
Уничижительная трактовка пилы распространялась далеко за пределы самого инструмента и круга тех, кто им пользовался. В репрезентативных системах все зазубренное, изрезанное, зубчатое как лезвие пилы, являлось негативно окрашенным и несло уничижительное значение. Украшенные так гербы и одежды принадлежали предателям, палачам, проституткам, шутам, бастардам, еретикам и язычникам. И так далее.
Но Андрейке была нужна пила.
Очень нужна.
Отправляясь в прошлое он как-то совсем упустил из виду этот факт. Для его проектов требовалось много дров. А без пилы малыми силами их не заготовить. Поэтому, переключившись с музыки и «потерянного рая», то есть, недостижимого более XXI века, он сосредоточился на мыслях о том, как ее добывать. И проблема заключалась не только в том, что пилу просто так заказать было нельзя для простого смертного. Но и в том, что даже если ты ее сделаешь сам — до тебя все одно могут докопаться. В общем — тот еще квест. С мыслями о котором он и заснул…
[1] Городовой казак — категория служилых людей «по прибору», то есть, за жалование, которые нанимались и заселялись по городам, острогам и прочим укреплениям. Тут важно понимать, что слово «казак» неоднозначно и обозначает несколько близких явлений. Оно пришло из тюркских языков, где обозначало молодого мужчину, ищущего приключения на свою пятую точку; авантюриста; наемника.
[2] Окладчик — выборный из среды поместных дворян, обладающий авторитетом и уважением среди них. В его обязанности входило знать все обо всех. И во время смотров контролировать, не врет ли поместный дворянин, не утаивает ли что, выставляя меньше людей, чем должно.
Часть 1. Глава 7
Глава 7
1552 год, 26 июля,
Андрейка потянулся и сладко зевнул, просыпаясь. Открыл глаза и едва заметно вздрогнул, не сразу поняв, где он находится.
Ему снилось что он снова дома. Там, в XXI веке. Что он только-только защитил диплом в ВУЗе и сегодня должен был поехать на отдых с родителями. Полететь точнее. А тут такое пробуждение. Если бы он оказался хотя бы под открытым небом — полбеды. Мало ли? А то ведь над головой располагался навес, крытый пучками вялой травы. И выглядело это еще более неожиданно, чем чистое небо для квартиры, в которой Андрейка ожидал проснуться.
— Почудилось что, хозяин? — вежливым тоном спросил Устинка. Они с Егоркой уже проснулись. Минут пять назад.
— Да так, — отмахнулся Андрейка.
Он решительно вскочил с лежанки и начал разминаться. Просто чтобы разогреть слегка одеревеневшее за время сна тело.
Умылся из самодельного умывальника.