Полтава

   — Война? Ну и что? — удивился корчмарь. — Разве тем, кому суждено погибнуть, не хочется полюбоваться малеванием? Подумай, казак!

Петрусь замолчал.

Корчмарь хотел его успокоить:

   — Голубь мой! Какие только прохожие здесь не побывали, а маляров... Один пропил заморские краски, божился, что заморские. Лишь бы сил тебе хватило... Жена, краски!

Корчмариха ждала этого приказа. Принесённые краски в самом деле оказались чудесными. Петрусь только взглянул — засмеялся, потом окинул взглядом стену и принялся малевать на ней хозяинов сад. В окнах виднелись яблони — под толстым слоем снега, осыпанные солнечным светом, а на стене получались те же деревья уже в розовом цветении... И между ними — девичья фигурка.

Лица не видать, одни красивые ленты и красное монисто... Галя?

За работой застал батько Голый.

   — Во умеет! — стонал корчмарь, призывая и атамана похвалить увиденное, но атаман лишь скользнул по малеванью взглядом и сел на скамейку.

   — Вот что, Петро, — сказал он задумчиво. — Если мой хлопец у твоей матери, то... Мало ли что со мною случится... Понимаешь, не до кума едем в гости... Будь тогда ему за старшего брата... А я буду молиться за тебя Богу... Лишь бы Палия воротить... Лишь бы допустили до царя...

Под батьковы речи проснулся весь двор. Желтоголовый Мацько ругал корчмаря за старое сало, которое тот подсунул на дорогу, и гонял гультяев. Беспрерывно скрипел над колодцем журавль. Запрягали коней.

Кое-кто, едва раскрыв глаза на цветущий сад, не знал, укорять ли себя, что до чёртиков допился, или это в самом деле так намалёвано; потому что все глядели не только на стену, но и на парубка, вырвавшегося из мазепинского плена...

Мацько ударил по струнам новой бандуры:

Чорнi вуса, чорнi вуса, чорнi вуса маю...

Батько Голый поддержал его мощным голосом, но не пел, кажется, а приказывал. На прощанье он крепко обнял Петруся, отвернулся и тяжело вскочил в сани.

Галя махала отъезжающим рукою.

Петрусь сжимал рукоять Степановой сабли.

2

Мазепа ехал по Слободской Украине. Он был доволен. Во главе кавалерии — сам король. Старика воодушевили рассказы королевских офицеров: русские действуют палашами как саблями. От этого мало толку. Правда, Гусак и Герцык — зять полковника Левенца, свояк генерального писаря Орлика, силой пробился сюда из Полтавы, — оба напоминают, что шведы остерегаются драгунских пик.

А ещё недавно Мазепу беспокоил граф Пипер. Он, граф, советовал дождаться короля Станислава за Днепром, на Волыни, а тем временем договориться с турками и татарами. У графа, понимал Мазепа, за спиною государственный шведский совет, богатейшие люди, которых тревожит неуёмная смелость молодого властителя. Но вельможи далеко. Здесь же, в походе, никто не уговорит повернуть армию назад — разве что граф Пипер, да и то при помощи каких-нибудь уловок!

Упоминая при шведах об Александре Македонском, Мазепа с удивлением узнавал, что король слабо знает историю, а ещё слабее — географию. Оправдывал королевское невежество тем, что воину некогда думать о давнем, и рассказывал, как, совсем недавно, недалеко от Украины найден камень с эллинскими письменами. Здесь проходил Александр Македонский. Камень теперь в Москве. После путешествий по Европе царь собирает всё диковинное. Король в ответ кивал удлинённой головою: да, генерал Спааре отдаст необходимый приказ. Спааре — комендант Москвы.

Огромные королевские ботфорты при разговоре натыкаются на оружие и мебель. Он мог наступить и на ноги, потому Мазепа как можно старательней поджимал их под себя.

В Зенькове, королевской резиденции, ещё неотступнее ходил шведский караул. Даже сидя в королевских апартаментах, Мазепа видел за окнами красные затылки над синими мундирами — стража торчала на большом морозе, растирая уши и носы, дышала на руки, а торчать вынуждена. К королю каждое утро собирались генералы и полковники. Надеялись, что он станет более осторожным. Молчаливый, как и прежде, он никому не говорил даже о тех намерениях, которые не имеют уже никакого значения. A manoeuvre du Roy, который следовало начинать от Веприка, уже потерял своё значение. Войско неожиданно замешкалось возле того местечка.

Его величество, как всегда, не интересовался мнениями генералов, но вдруг он приостановился, наступив на ногу Лагеркрону.

   — Кто в Европе поверит, что нас не прогнали за Днепр?

Взгляда побелевших глаз присутствующие не выдерживали. Однако и Мазепа, и граф Пипер, и даже генералы с полковниками — все поняли: король снова, как сказано кем-то из молодых остроумных офицеров, будет искать шпагой слабое место на теле московитского медведя.