Провались это честолюбие! Провались я сам! У меня в руках меч, а я чуть не подыхаю с голоду. Все эти пять дней я прятался в лесах и не смел выглянуть оттуда, потому что по всему краю меня ищут. Но теперь я уже до того проголодался, что, если б даже мне обещали, что я проживу на свете тысячу лет, мне все равно больше не вытерпеть. Поэтому я перелез через кирпичную ограду в этот сад посмотреть, не найду ли какой съедобной травы или лука; это недурно для прохлаждения желудка в жаркую погоду. Думается мне, что самое слово «лук» создано мне на благо. Не раз, бывало, я отстреливался из своего лука от врагов. Случалось тоже, когда одолеет тебя в походе жажда, завернешь на луг и напьешься из ручья. А вот теперь лук меня подкормит.
Вот хозяин этого поместья: сейчас он меня схватит, как бродягу, за то, что я забрался к нему без разрешенья. — А, негодяй! Ты хочешь выдать меня и получить от короля за мою голову тысячу крон. Но до этого ты, как страус, съешь у меня железо и проглотишь меч, как булавку.
Грозить тебе? Да, смею. Клянусь самой благородной кровью, которая когда-либо была пролита, плевать мне на тебя! Посмотри-ка на меня. Я уже пять дней, как ничего не ел, но подойди только ко мне со своими пятью слугами, — и если я не прибью вас, как дверные гвозди, пускай бог не даст мне больше есть даже травы.
Клянусь моей отвагой, о таком славном воине мне отроду не приходилось слышать! — Клинок, если острие твое согнется и ты не изрубишь этого дюжего болвана на куски, словно мясную тушу, — тебе уж не вернуться в ножны. Я на коленях буду молить бога, чтобы он обратил тебя в гвоздь для подковы.
О, я убит! Никто другой, как голод, убил меня. Пусть бы десять тысяч дьяволов вышли на меня, — только бы мне дали съесть пять обедов и пять ужинов, что я пропустил, я бы справился с ними со всеми. — Сад, увянь и будь отныне кладбищем для всех живущих в этом доме, потому что непобедимая душа Кеда отлетела.
Прощай, Айден, гордись своей победой. Скажи Кенту, что он потерял лучшего из своих сынов, и уговори всех людей стать трусами, потому что я, который всю свою жизнь никого не боялся, побежден не доблестью, а голодом.
Акт V