Николинька подошелъ къ с нямъ. «Дома, кормилецъ», проговорила жалкимъ голосомъ старушонка, низко кланяясь и какъ будто очень испугавшись. Николинька, поздоровавшись, прошелъ мимо прижавшейся въ с няхъ и подперевшейся ладонью бабы на дворъ. На двор б дно лежалъ клочьями старый почерн вшій навозъ. На навоз валялся боровъ, сопр лая колода и вилы. Нав сы вокругъ двора, подъ которыми кое-гд безпорядочно лежали кадушки [?], сани, тел га, колесо, колоды, сохи, борона, сваленныя въ кучу негодныя колодки для ульевъ, были вовсе раскрыты, и одна сторона ихъ вовсе обрушилась, такъ что спереди переметы лежали уже не на углахъ, а на навоз . Иванъ Чурисъ топоромъ и обухомъ выламывалъ плетень, который придавила крыша. Иванъ Чурисъ былъ челов къ л тъ 50, ниже обыкновеннаго роста. Черты его загор лаго продолговатаго лица, окруженнаго темнорусою съ прос дью бородою и такими-же густыми, густыми волосами были красивы и сухи. Его темно голубые, полузакрытые глаза выражали умъ и беззаботность. Выраженіе его рта р зко обозначавшагося, когда онъ говорилъ, изъ подъ длинныхъ р дкихъ усовъ незам тно сливающихся съ бородою, было столько-же добродушное, сколько и насм шливое. По грубости кожи глубокихъ морщинъ и р зко обозначеннымъ жиламъ на ше , лиц и рукахъ, неестественной сутуловатости, особенно поразительной при маленькомъ рост , кривому дугообразному положенію ногъ и большему разстоянію большаго пальца его руки отъ кисти, видно было, что вся жизнь его прошла въ работ — даже въ слишкомъ трудной работ .
Вся одежда его состояла изъ б лыхъ полосатыхъ партокъ, съ синими заплатками на кол няхъ и такой же рубахи безъ ластовиковъ съ дырьями на спин , показывающими здоровое б лое т ло. Рубаха низко подпоясывалась тесемкой съ вис вшимъ на ней негоднымъ ключикомъ.
— Богъ помочь теб , Иванъ, — сказалъ Князь. Чурисенокъ (какъ называли его мужики), увидавъ Князя, сд лалъ энергическое усиліе, и плетень выпростался изъ подъ стропилъ; онъ воткнулъ топоръ въ колоду и, оправляя поясокъ, вышелъ изъ подъ нав са.
— Съ праздникомъ, Ваше Сіятельство, — сказалъ онъ, низко кланяясь и встряхивая головой.
— Спасибо, любезный... вотъ пришелъ твое хозяйство пров дать. Ты в дь сохъ просилъ у меня, такъ покажи ка на что он теб ?
— Сошки?
— Да, сошки.
— Известно на что сохи, батюшка Ваше Сіятельство, все старо, все гнило, живаго бревна н ту-ти. Хоть мало-мальски подпер ть, сами изволите вид ть — вотъ анадысь уголъ завалился, да еще помиловалъ Богъ, что скотины въ ту пору не было, да и все то ели ели виситъ, — говорилъ Чурисъ, презрительно осматриваясь. — Теперь и стропила-ти и откосы, и переметы, только тронь, глядишь, дерева д льнаго не выдетъ. А л су гд нынче возьмешь?
— Такъ для чего-же ты просилъ у меня 5 сошекъ? — спросилъ Николинька съ изумленіемъ.
— Какже быть-то? старыя сохи подгнили, сарай обвалился, надо-же какъ нибудь извернуться...
— Да в дь ужъ сарай обвалился, такъ подпереть его нельзя, а ты самъ говоришь, что коли его тронуть, то и стропилы вс новыя надо. Такъ 5 сохъ теб не помогутъ.
— Какого рожна подпереть, когда онъ на земли лежитъ.
— Теб стало быть, нужно бревенъ, а не сошекъ, такъ и говорить надо было, — сказалъ Николинька строго.
— Вистимо нужно, да взять то гд ихъ возьмешь. Не все-же на барскій дворъ ходить! Коли нашему брату повадку дать, то за всякимъ добромъ на барскій дворъ кланяться, какіе мы крестьяне будемъ? А коли милость ваша на то будетъ насчетъ 2 дубовыхъ макушекъ, что на гумн лежатъ, говорилъ онъ, робко кланяясь и переминаясь, такъ тоже я, которыя подм ню, которыя поур жу изъ стараго какъ-нибудь соорудаю. Дворъ-то зиму еще и простоитъ.
— Да и в дь ты самъ говоришь, что все пропащее: нынче этотъ уголъ обвалился, завтра тотъ и весь завалится. Какъ думаешь, можетъ простоять твой дворъ безъ починки года два, или завалится?
Чурисъ задумался и устремилъ внимательные взоры на крышу двора.
— Оно, може, и завалится, — сказалъ онъ вдругъ.
— Ну вотъ видишь ли! ч мъ теб за каждой плахой на барскій дворъ ходить (ты самъ говоришь, что это негодится), лучше сд лать твой дворъ заново. Я теб помогу, потому что ты мужикъ старательный. Я теб л са дамъ, а ты осенью все это заново и сд лай; вотъ и будетъ славно.
— Много довольны вашей милостью, — отв чалъ, почесываясь Чурисъ. (Онъ не в рилъ исполненію об щанія Князя.)
— Мн хоть бревенъ 8 арш., да сошекъ, такъ я совс мъ справлюсь, а который негодный л съ въ избу на подпорки, да на накатникъ пойдетъ.
— A разв у тебя изба плоха?
— Того и ждемъ съ бабой, что вотъ вотъ раздавитъ кого-нибудь. Намедни и то накатина съ потолка бабу убила.
— Какъ убила?
— Да такъ убила, Ваше Сіятельство, по спин какъ полыхнетъ, и такъ она до ночи, сердешная, за мертво лежала.
— Что-жъ прошло?
— Прошло-то прошло, да Богъ ее знаетъ, все хвораетъ.
— Ч мъ ты больна? — спросилъ Князь у охавшей бабы, показавшейся въ дверяхъ.
— Все вотъ тутъ не пущаетъ меня, да и шабашъ, — отв чала баба, указывая на свою тощую грудь.
— Отчего-же ты больна, а не приходила сказаться въ больницу? можетъ быть теб и помогли.