РџРѕСЌР·ия Осипа Мандельштама принадлежит классике СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ культуры Серебряного века. «Артистом» назвал Осипа Мандельштама Александр Блок. «Чары» и «магия» — РІРѕС' слова, которыми определяет Марина Цветаева искусство поэта. О «художественной гармонии» Осипа Мандельштама РіРѕРІРѕСЂРёС' Анна Ахматова, видя в нем «трагическую фигуру редкостного поэта, который и в РіРѕРґС‹ воронежской ссылки продолжал писать вещи неизреченной красоты и мощи...В». По словам Георгия Р
Поэзия18+Осип Мандельштам. Полное собрание сочинений и писем в трех томах. Том 1
Памяти ушедших
Станислава Стефановича ЛЕСНЕВСКОГО
Ларисы Георгиевны СТЕПАНОВОЙ
Нины Герасимовны ЗАХАРЕНКО
Лидии Яковлевны ГИНЗБУРГ
Михаила Абрамовича БАЛЦВИНИКА
Владимира Михайловича СЕРГЕЕВА
О поэте (очерк биографии)
Осип (Иосиф) Эмильевич Мандельштам родился 3 (15) января 1891 года в Варшаве, в еврейской семье. Была ли Варшава в то время местом постоянного жительства родителей, или они оказались здесь по случаю — неизвестно. Так же мало известно о родителях и прародителях поэта и первых годах его жизни. По фамильному преданию, предки Мандельштамов были выходцами из Испании, основателем рода — ювелир при дворе курляндского герцога Э. И. Бирона. Носители фамилии, среди которых были видные врачи и ученые, происходили из местечка Жагоры Шавельского уезда Ковенской губернии. Отец поэта, Эмилий Вениаминович (Эмиль Хацкель Беньямин, ок. 1851–1938), обучился кожевенному делу и стал, вслед за дедом[1], мастером по обработке кож. В 1889 году он женился на Флоре Осиповне Вербловской (ок. 1866–1916). Мать поэта до замужества жила в Вильно и получила основательное музыкальное образование; есть сведения о том, что она еще в 1900-е годы давала уроки музыки. Выросла она в интеллигентской среде, прикосновенной к русской культуре и общественному движению той поры (по существу — к движению революционному). Родным языком матери был русский[2].
После женитьбы дела отца шли хорошо. Он занялся изготовлением перчаток и перевез семью в Павловск (около 1894 года), а еще через несколько лет (около 1897 года) — в Петербург. Здесь мы видим его на вершине деловых успехов — владельцем мастерской и купцом первой гильдии; со второй половины 1900-х годов, после революции 1905 года, его дела шли все хуже, и к 1917 году он разорился окончательно.
Семья не была дружной — отец был всецело занят делом, в интересы домашних не вникал; глухие упоминания о размолвках между родителями сохранились в «Шуме времени». Воспитание детей, а к концу 1890-х годов у них родилось трое сыновей, лежало полностью на матери. Дети, как было принято в семьях с достатком, с ранних лет получали домашнее образование, направленное главным образом на обучение языкам, — для этого к мальчикам и нанимали описанных в «Шуме времени» «француженок» и «швейцарок», — и с начатками музыкальной грамоты. Осипа учили играть на фортепиано. Занятия музыкой продолжались вряд ли дольше, чем несколько лет, и все же ребенок получил знания прочные и проявил свои к ней способности: десятки лет спустя Мандельштам помнил наизусть сложные партитуры и, не имея никакой практики, был способен играть вещи классического репертуара. Но главное, что вынес ребенок из этих занятий, — тонкое понимание музыки, ее языка. Один из людей, близко знавших поэта в 1910-е годы, композитор Артур Сергеевич Лурье, писал: «Мандельштам страстно любил музыку, но никогда об этом не говорил. У него было к музыке какое-то целомудренное отношение, глубоко им скрываемое. Иногда он приходил ко мне поздно вечером, и по тому, что он быстрее обычного бегал по комнате, ероша волосы и улыбаясь, но ничего не говоря, и по особенному блеску его глаз я догадывался, что с ним произошло что-нибудь «музыкальное». На мои расспросы он сперва не отвечал, но под конец признавался, что был в концерте... Потом неожиданно появлялись его стихи, насыщенные музыкальным вдохновением... Мне часто казалось, что для поэтов, даже самых подлинных, контакт со звучащей, а не воображаемой музыкой не является необходимостью и их упоминания о музыке носят скорее отвлеченный, метафизический характер. Но Мандельштам представлял исключение; живая музыка была для него необходимостью. Стихия музыки питала его поэтическое сознание, как и пафос государственности, насыщавший его поэзию»[3].