В трубке послышались короткие гудки. В задумчивости я медленно положил трубку.
– Она что, хочет вернуться?
– Нет, видимо, впервые серьезно поскандалила с новым мужем. А он-то не я, а «настоящий мужчина». Познала оборотную сторону медали.
– Сердце дрогнуло?
– Не очень. Просто появилась новая причина для тревоги. Еще начнет бузить вместе с сыновьями. Но я все выдержу. У меня хватит сил до конца бороться за свое счастье… Прости, Милочка, за наше счастье.
– Если она вернется, она будет ценить тебя и будет относиться к тебе совсем иначе…
– Что значит «ценить»? Семья, это что, базар или комиссионная лавка? Разбитую вазу не соберешь. Моя психика уже перестроена, я отвык от нее и от ее штучек-дрючек!
– Нет, я, кажется, лишняя в этой игре.
– Милочка! И ты готова так просто от меня отказаться? А как же я? Я же полюбил тебя!
– А Светлану ты всю жизнь любил…
– Хва-а-ати-и-ит! Я не хочу больше о ней слышать! Она специально решила поиздеваться надо мной! Она хочет уничтожить во мне все живое! Это не человек! Это женщина от Сатаны!
– Костя, успокойся, милый. Слышишь, там что-то упало. Не с яйцом ли что? Пойдем посмотрим.
Я замолчал, решив, что Милочка просто отвлекает меня. Мы прислушались. В спальне было тихо. Никаких признаков жизни. И тут послышался звук, словно расколовшейся посудины, а потом – рассыпавшихся черепков – трах-та-та-тах! Мы вскочили с постели и побежали в бывшую детскую.
Когда я включил свет, Милочка уже сидела на корточках возле того места, где раньше лежало яйцо, а сейчас под обломками скорлупы шевелилась какая-то слизистая масса. Милочка осторожно начала снимать осколки и откладывать в сторону, и я начал делать то же самое. Убрав с поверхности осколки, мы увидели, что под ними шевелится не слизь, а что-то живое под оболочкой, покрытой слизью. В некоторых местах оболочка была прорвана, и через прорванные отверстия было видно что-то розовато-белое, шевелящееся, обильно покрытое такой же слизью.
– Ножницы! Надо освободить его от оболочек и очистить от слизи! Неси ножницы!
Я принес ножницы, и она принялась энергично кромсать оболочки, а потом разгребать слизь. Сначала мне показалось, что в слизистой массе копошится большая розовая лягушка и еще что-то темновишневого цвета. Милочка уверенно разгребла слизь и поднялась с корточек, вытирая руки взятой со стола салфеткой.
– Господи, помилуй! Ты видишь, это что-то человекоподобное. Вот пуповина, соединяющая его с плацентой. Смотри, – она указала на темновишневую массу, – это плацента. Такая мощная!
– Откуда ты знаешь, что это плацента?
– Я же врач все-таки. Теперь мне нужен шелковый шнурок или нитка, чтобы перевязать пуповину. У тебя есть? Ищи скорее.
Я принес целую бобину толстых шелковых ниток.
– Годится?
– Отлично годится! Нужно теперь крепко перевязать пуповину, а потом перерезать.
– А ты уверена, что нужно именно так делать? А вдруг ты его убьешь этим?
– Еще раз говорю, я врач и кое-что в этом смыслю.
Она перевернула существо на спину и подняла над ним пуповину.
– Подержи вот так, да смелее ты! Крепко держи, чтобы не выскользнула!
Я сжал пуповину, и в ту же секунду существо сделало вдох, а потом издало гортанный звук, похожий на плач, потом еще, еще…
– Видишь, ты пережал пуповину, и оно начало самостоятельно дышать и даже закричало. Значит, мы все делаем правильно. Держи как прежде, я сейчас.
Она крепко перевязала пуповину у основания, взяла ножницы и перерезала сначала длинный конец нитки, а потом пуповину. Брызнула кровь. Существо вскрикнуло и зашлось плачем.
– Все, теперь оно самостоятельно, свободно от плаценты. Осторожно бери его и неси в ванную.
Оно было все горячее, слизистое, шевелящееся и всхлипывающее. Я поднял его и понес в ванную, куда вперед меня вбежала Милочка и открыла душ. Умеренно теплой водой она стала смывать с него слизь. И в свете яркой лампы я увидел, что это… – человеческое существо!
– Господи Иисусе!.. Милочка!.. Да это же человек! Смотри, все пропорции человеческие!
– Да, девочка! И какая крупная! Только худая-прехудая. Волосы-то, какие белые! Ишь ты, ножками сучит! Вот это да, просто чудеса!
– Смотри-ка, ей нравится купание, улыбается, потягивается, аж глазки закрыла.
– Костя, возьми мою махровую простыню. Дай сюда. Так, теперь вынимай ее из воды, а я накрою и вытру. Отнесем ее в залу на диван и там рассмотрим, как следует. Пропусти меня вперед, я диван подготовлю.
Диван был уже разложен. Милочка застелила чистую простыню и наволочку, и я положил свою довольно-таки тяжелую ношу на белоснежную постель. Милочка тщательно вытерла с нее остатки воды, и мы стали ее рассматривать при полном освещении.
– Да это же вполне взрослая женщина! Смотри, у нее уже и груди есть, и волосики, где положено, и таз широкий! Только худая очень. Принеси-ка из аптечки зеленку и квачик, я ей пупочек смажу. Ах, ты, ласточка моя! Кто же ты такая? Как же так получилось, что ты родилась в этом яйце и сразу взрослой?
Она словно прислушивалась к Милочкиной речи, повернулась в ее сторону и широко открыла ярко-голубые глаза. Потом медленно, постепенно закрыла их, мерно задышала и затихла.