Исторический роман, как явствует, собственно, уже из полного титула (см. выше), проводит идею, что евреям в России делать нечего: чужие они тут, прохожие. Концепция, не спорю, богатая. Во всяком случае, автор послесловия к роману – Анджей Иконников-Галицкий принял ее к сердцу с увлечением и пишет так:
«Но искренними сынами Царства быть они не могут, ибо место их – нигде, общество их – государство в государстве, и путь их – бегство, эмиграция, измена…»
Правда, сам Давид Маркиш так далеко не заходит; не дальше обычных благоглупостей типа – за что они нас не любят? – что мы им сделали?
Кстати, ничего такого особо прискорбного я в судьбах полудюжины «евреев Петра Великого», выведенных Давидом Маркишем, не различаю. Шафиров и Девиер добились богатства и почестей, потом отведали опалы, как очень и очень многие честолюбцы, не только из евреев и не только в России. Шут Лакоста побывал в ссылке, а затем подобру-поздорову убрался в свою Германию. Все они (также и вскользь намеченные братья Веселовские) умерли ненасильственной смертью – огромная удача в XVIII столетии!
Некий Борух Лейбов – это правда – был сожжен в Петербурге у Гостиного Двора вместе с офицером Возницыным, которого якобы совратил в иудаизм. Но Петр Великий тут как раз ни при чем (его и в живых не было), а при чем – мадам Возницына: дрянная женщина подала на мужа донос, в степень правдивости коего мне сейчас вникать недосуг.
А раскольников сжигали целыми селами, а Виллему Монсу отрубили голову, а Кикина колесовали, а Степана Зотова «насадили на кол», – это лишь те имена, что упомянуты в романе Давида Маркиша. Что и говорить, страшно жестокие нравы. В петровской России жить было трудно всем. В России вообще трудно жить. Жить вообще трудно.
(А что при разграблении Речи Посполитой в конце XVIII века дорогая наша империя прихватила, в нагрузку к территориям, еще много-много евреев – и долго-долго оттачивала на них феодальное правосознание до остроты пролетарского интернационализма, – это из другой оперы – «Великая дружба», или «Двести лет вместе», – короче, Петр I опять не виноват.)
Персонажи Давида Маркиша жили – и служили – не хуже других, изменников среди них что-то не видно. Авраам Веселовский, кажется, действительно сочувствовал царевичу Алексею, – ну и что? из наирусских русские сочувствовали: тот же Кикин.
Не понимаю, с чего это Анджей Иконников-Галицкий заговорил про еврейскую измену. Но он в этом послесловии вообще какой-то странный. Счел уместным сравнить Давида Маркиша с «Автором Библии»: оба, видите ли, помещают основную тему «в пространство историософского мифа» (я так понял, что это не комплимент современному сочинителю – скорей укор Господу Богу: тоже, дескать, обращается с фактами как сивый мерин, – знай давит на мораль).
Тут же объявлено: как только будет восстановлен Иерусалимский храм – «по обетованию, закончится история вообще». Хотел бы я знать, кто дал Анджею Иконникову-Галицкому такое обетование. Во всяком случае, в Новом Завете (не говоря уже о Ветхом) ничего подобного нет, ни даже в Коране.
Давно пора поставить точку, а еще у нас на руках роман про якобы Бабеля. Автор изо всех сил намекает, что его герой, по имени Иуда Гроссман, – это, мол, сам Бабель и есть. Но, по-моему, он заблуждается. Это тень Бабеля – если хотите, кукла – исполнитель похожей биографии (то есть, конечно же, – виноват! – еврейской судьбы; у Киплинга, надо думать, судьба была английская, у Сэй-Сёнагон – японская; вот и Бабель ясно чем интересен и как талантлив). Тоже и тут какая-то концепция: вроде того, что зря ввязались евреи в революцию, обрадовались ей, как дураки, нет, чтобы сразу всем уехать в Палестину.
Не сомневаюсь, что и этому произведению обеспечен в нашей стране самый горячий прием.
«Идиот» под псевдонимом
Федор Михайлов. Идиот
Роман. – М.: Захаров, 2001.
Издатель, конечно, жаждет возмущенных восклицаний, смешной риторики против попиранья заветных святынь, – прямо необходим ему для бесплатной рекламы какой-нибудь романтик, а лучше ханжа.
Но здесь ничего этого не будет. Случай уголовный, но не страшный. Обыкновенный плагиат, разве что с необычным оттенком цинизма. К тому же пострадавшая сторона практически отсутствует. И ущерб, даже моральный, невелик: порядочный человек, купив – скажем, по ошибке – эту книжку, потеряет только деньги. А кто получит удовольствие, тот его, надо думать, заслужил.
Затея нехитрая, вроде забав незабвенной старухи Шапокляк. Этот самый Федор Михайлов, именуемый в дальнейшем Псевдоним, переписал – абзац за абзацем – вроде как сканировал – роман Ф. М. Достоевского «Идиот»: переменив реалии на постсоветские;
упростив – во вкусе вневедомственной охраны – лексику и синтаксис; изменив многим героям фамилии; кое-что присочинив, кое-где убавив, но в целом рабски следуя композиции подлинника.