Полёт в ночи

"Что же это за люди такие – немцы, которые вот так вот кидают бомбы на таких же как они сами людей, детей? Почему они испытывают удовольствия от пыток и мучений людей? Таких же живых, как они сами? Почему их не трогает боль детей, которые стали сиротами и живут в подвалах, умирают от голода и болезней? Дети! Может они и не люди вовсе? А их главный, Гитлер? Может он сам дьявол?" – думал Иван. Он ненавидел фашистов. И не мог остаться в стороне, когда все остальные мужики участвовали в обороне Севастополя. Он стал солдатом красной армии. Хотя очень боялся воевать. От природы Ваня был робким мальчиком, и по мере сил боролся с этой чертой своего характера, и тщательно её скрывал. Воспитывал себя, как мог. Он завидовал брату Григорию: вот кто был настоящим героем! Брат воевал на море, участвовал в десантных операциях, а так же в снабжении города продовольствием и боеприпасами по морю через Кавказ. За прошедшие полгода он так и не слышал ничего о брате, но молился про себя и не оставлял надежды встретиться вновь. Но времени скучать не было. Севастополь находился в осаде.

Как-то зимой Иван с тремя солдатами восстанавливал разрушенный бомбами госпиталь, и встретил Зою. Вид у Зои был цветущий, будто война не коснулась её. Забыты были прошлые обиды, и Иван бросился в объятия к девушке. Лишь когда утирал ей слёзы шершавой ладонью, заметил круглый, выпирающий живот.

– Зоя… – ахнул Иван. Он не смог сдержать улыбки. – Вот так новость!

– Через месяц рожу, – сказала Зоя сквозь слёзы, – а Гришка и не знает…

Зоя продолжала всхлипывать, а Иван, семнадцатилетний крепкий парень, спасённый когда-то этой хрупкой женщиной от тяжёлой пневмонии, обнял её за плечи, и сказал твёрдо, точь-в-точь как его брат:

– Не плачь, Зоя. Тебе надо себя беречь. Ради малыша и ради Гриши. Главное, чтобы с ребёнком было всё в порядке, чтоб здоровеньким родился. А Гришку мы дождёмся. Надо только ждать. И верить.

Глава четырнадцатая

Через год, 12 июля 1942 года Севастополь был захвачен немцами. Предшествовали этому ожесточённые уличные бои, в ходе которых погибли десятки тысяч горожан. За десять дней до того, как Севастополь был сдан, из города был эвакуирован командный состав армии сухопутно и по морю. Ходили слухи, что командование бросило своих солдат здесь. Без боеприпасов, без поддержки. Но Ивану не хотелось верить в эту неудобную правду, тем более как было точно, он не знал. Ему самому удалось спастись в подземных казематах, где потихоньку, в течение нескольких недель сформировалась мощная подпольная организация. И так солдат Иван Рябинин стал подпольщиком-диверсантом. Ванька знал, что незадолго до прорыва фашистов в город, военные корабли тоже покинули Севастопольскую бухту. Так нужно было, чтобы уберечь от фашистов флот. Где теперь его брат, Иван понятия не имел. Жив ли он?

Следующий удар настиг Ивана, когда он узнал, что 12 июля в числе полуторатысяч мирных жителей на Балаклавском шоссе была расстреляна Зоя с новорождённым сыном, а его названные родители Микола и Нина сожжены на барже в море с ещё тысячью севастопольцами. Бесчинства, творимые фашистами в городе, массовые казни, сожжения, утопления и повешания тысяч людей не укладывались ни у кого в голове. Город жил в страхе все два года оккупации. Никто не знал, что лучше: смерть или жизнь.

Спустя ещё восемь месяцев, в марте 1943- го, к Ваниной подпольной организации примкнули новые партизаны. Их ждали, по слухам это были опытные бойцы. Когда однажды, под покровом ночи в конспиративную квартиру вошли пятеро рослых мужчин, у Ивана затрепетало в груди. Его глаза встретились с глазами… потерянного Григория. "Есть бог на белом свете" – подумал тогда Иван. И с того самого дня не переставал в него верить. Ведь мольбы его были услышаны. Партизаны сразу взялись за дело. Стоя над картой на столе, утопая в папиросном дыму, мужчины разрабатывали план подрыва участка железной дороги. Иван ничего не соображал, лишь смотрел на такое родное и до неузнаваемости изменившееся лицо брата. Густые некогда волосы поредели и стали пепельными, а две глубокие залысины по бокам лба выдавали в молодом двадцатипятилетнем парне умудрённого опытом мужика, "видавшего виды". Задорные ямочки на щеках Григория превратились в длинные морщины, а глаза потеряли цвет. Лишь в голосе осталась та же сталь. Та же жёсткость, та же уверенность в каждом движении, в каждом шаге.

Не такой представлял Иван их встречу. Много раз за прошедшие неполные два года их разлуки Ваня фантазировал, как брат тепло встретит его, сожмёт в объятиях, как прежде, как будут сидеть вместе всю ночь напролёт и не смогут наговориться, как Иван изольёт душу своему любимому, дорогому брату Григорию, которого так ждал.