Полёт в ночи

– Эй! Не зевай, морячок, на вёсла налегать не забывай! – прикрикнул Микола, и продолжил повествование: – В Севастопольской бухте, в военном порту не один военный корабль. Есть ещё крейсеры и эсминцы. А то, на что ты смотришь – это линкор "Парижская коммуна", бывший "Севастополь". Его недавно на воду спустили, долго на ремонтном заводе был. У него богатая история. Там младших чинов, наверное, более тысячи человек! Как-нибудь свожу тебя туда, поближе поглазеешь на корабли. Это наша гордость.

Гришка много ещё задавал вопросов, а рыбак Микола рассказывал, что знал. Только когда подплыли к берегу, Гришка заволновался о брате:

– Надо в больницу мне, дядя Микола. Ванька у меня один там, вдруг нужно чего.

– Беги, сам всё доделаю, – отпустил его рыбак, – хватит с тебя для первого раза, итак помог, молодчина. Эй! Зайди в дом, переоденься в сухое.

Гришка забежал в комнату барака, переоделся в сухую одёжу, заботливо подготовленную тётей Ниной, и быстро направился в сторону центра города. Немного поплутал по улицам городка, не сразу нашёл госпиталь. По пути, пока никто не видел, сорвал в городской клумбе несколько оранжевых садовых цветов бархоток (оранжевых с красной каймой на лепестках) и засунул под рубаху. В ворота его долго не пропускал сторож, пришлось упрашивать и объяснять кто он и что надо. В итоге, впустили на территорию. Пройдя мимо узкого прямоугольного газона и нескольких пока ещё пустующих лавочек, где после завтрака отдыхали больные, несмело вошёл в приёмный покой и попросил вызвать Зою. Ему велели ожидать во дворе. Зоя вышла скоро, была в той же одежде, что и давече. Вкратце рассказала Григорию, что Ваню лечат уколами, лежит он в лазарете, так как температурит. Побрили его наголо от вшей. И что сегодня ему разрешили немного поесть. Как не просился Григорий повидаться с Ваней, Зоя была непреклонна: "Нельзя и всё тут! Через неделю приходи, тогда видно будет."

– Нет, я буду каждый день приходить. Вдруг ему что-то понадобится? – сказал Гриша.

– Да что с тебя взять-то? – ответила высокомерно Зоя, но тут же осеклась и замолчала . – Прости, пожалуйста, – продолжала она, опомнившись, я не хотела тебя обидеть.

– Но обидела…

– Просто Ванька рассказал, что у вас ничего нету, даже дома, – попыталась оправдаться Зоя.

– Это же не значит что мы не люди, и с нами можно вот так…

– Ладно, прости, глупость сболтнула. Ты иди, не переживай, я за твоим братом присмотрю. Обещаю. Дай только свой адрес на всякий случай. – попросила санитарка уже совсем другим тоном.

Григорий продиктовал Зое адрес Миколы, затем вынул помятые цветы:

– Это тебе. И спасибо за всё. Я всё равно буду каждый день приходить. Пока. – сказал спокойно и твёрдо будущий моряк, развернулся и пошёл прочь быстрым и уверенным шагом. Не оглядываясь.

Зоя прикусила губу и медленно пошла к калитке. Ей захотелось почему-то заплакать, но вместо этого она едва заметно улыбнулась уголком рта.

Ивана выписали не через десять дней, а через три недели. Медики в госпитале были людьми сердечными, добрыми и понимали: мальчишку надо на ноги поставить, откормить, отмыть. Все жалели Ваньку и каждый норовил что-нибудь принести ему вкусненького. Сперва тот был нелюдим, первые три дня высоко лихорадил и в бреду звал маму, Павла и Лидочку, потом приходил в себя, плакал и требовал брата Григория. Но постепенно мальчишка оттаял от ласкового обращения. Все заметили, что мальчик на самом деле вовсе не дикий, а наоборот общительный, да ещё и с юмором у него всё в порядке. Через неделю после начала лечения со всеми перезнакомился, любил травить всякие смешные байки в палате, где кроме него лежали ещё десять ребят разных возрастов. Медсёстры удивлялись, когда слышали как Ванька рассказывает сказки и придуманные им истории на ночь в палате после отбоя: "Надо же, вроде бы неграмотный малец, а какая фантазия и какая развитая речь!" С той поры и прикрепилась к Ивану кличка "Артист".

Все дни после обеда Григорий приходил к больнице и узнавал о состоянии братика. С Зоей вёл себя подчёркнуто вежливо, хотя понимал, что должен быть ей благодарен за то, что взяла Ваньку под своё крыло. Это она упросила своего отца- доктора оставить его в больнице подольше, несмотря на то, что документов у ребёнка так и не было. И уговорила никуда не сообщать о безнадзорном мальчике. А Зоя у отца была одна. Мать Зои умерла при родах, поэтому профессор Князев души не чаял в дочери, всячески баловал и во всём уступал. В общем, во всём, что касалось дочки, был мягкотелым человеком. Поэтому сама Зоя выросла своенравная и вредная, в какой-то мере, за что Ванька её недолюбливал. Тем более, она то и дело пыталась его воспитывать, от чего мальчик давно отвык. Но здесь, в больнице, Ваня ощущал, что любим и пришёлся "ко двору", поэтому старался игнорировать Зоины нравоучения, чтоб не портить себе настроение.