Полёт в ночи

Топот пары десятков ног слышался совсем близко. Иван погасил фонарь и замер. Дикая боль в ноге не давала ровно дышать, но страх куда-то исчез. Через несколько секунд стены грота озарились пересекающимися лучами множества фонарей, один из которых ослепил лицо Ивана. Но выстрела не последовало. Последовал удар прикладом по лицу. Боль в ноге показалось солдату пустячной. Сколько было немцев Иван так и не понял, но его сначала долго трясли за плечи, что-то пытаясь узнать, видимо, один был здесь или нет, потом ещё раз ударили по животу, потом в полуобморочном состоянии повели на допрос.

Привели в ту же военную часть на станции, в маленькой комнатке усадили и привязали верёвками к стулу. Напротив сел командир части, молодой немец с черными усиками, аккуратно выбритыми в виде квадрата над верхней губой. На ломаном русском он стал расспрашивать Ивана о его организации. Сколько их, имена, фамилии, адреса. Ваня молчал. Он же партизан. Тогда озверевшие немцы стали бить его по голове чем попало, и что-то прикрикивать на своём языке. Кровь сочилась из рассечённого лба и носа, стекала множеством вязких алых струй по шее и груди, от чего рубаха без одного рукава прилипла к телу. Вскоре голова Ивана распухла и превратилась в арбуз, глаз стало не видно, а нос расползся по всему лицу кровавой лепёшкой. А потом один из фашистов достал железную коробочку из верхнего ящика стола (правда, Иван этого не видел). Его заставили раскрыть глаза и смотреть на свои руки. Когда Иван, повинуясь приказу, разлепил с трудом один глаз, то увидел, как один из его мучителей медленно, с чувством, миллиметр за миллиметром втыкает острую швейную иглу под ноготь среднего пальца его левой руки. Сначала Иван заорал на весь Крымский полуостров, затем выгнулся дугой, едва не разорвав верёвки, а затем пришло спасение – он потерял сознание. Но его быстро привели в чувства, облив голову ледяной водой. И так ровно десять раз. Иголка, рёв, судороги, провал, вода, иголка, рёв, провал, вода, иголка и так далее. К вечеру солдата, корчившегося от боли, отволокли в подвал и бросили на пол.

Через три дня пыток Иван во всём сознался. Рассказал и имена, и фамилии, и адреса, и вообще всё, что знал. Где-то глубоко, краешком души он осознал, что мечтал стать героем, а стал предателем.

Глава пятнадцатая

Гришка плакал. Слёзы текли и текли по грубому, мужественному лицу и не собирались высыхать. "Почему он так поступил? Ванька, Ванька. Родной. Неужели так сильно меня любил?" – думал Григорий. Он знал, что его братик был трусоват по натуре, ещё с детства боялся всего: обработать ранку водкой, вытащить занозу, боялся собак, высоты, нырять, а уж тем более драться. Григорий поначалу пытался переделать Ваньку, но со временем понял, что ничего не получится. Такой уж ему достался брат. Такая у него натура. Авось, перерастёт и посмелеет. Много раз потом Гриша задавал сам себе вопрос: а смог ли бы он сам отдать за кого-то жизнь? Вот так просто, открыто и решительно, как сделал его брат. Без сомнений и страха взять, и посмотреть смерти в глаза? Эх, бедный Ваня, родной и единственный братик… Никаким предателем конечно же Иван не стал. Григорий был умён, знал, что не выдержит брат пыток и сдаст их. Да и кто бы выдержал? Наверное, никто. Человек есть человек. Он из плоти и крови, он не бог. И есть предел любому человеческому терпению. Выбрался раненый Григорий из катакомб в тот злополучный день, друзьям сообщил о пленении Ивана. Партизаны залегли на дно, и никто из отряда не был пойман. Жаль, но сам Иван об этом так и не узнал.

Глава шестнадцатая

Вопреки ожиданиям Ивана, его не расстреляли. На исходе третьего дня после ареста его и ещё около двадцати военнопленных отвезли на вокзал. Иван ковылял, опираясь на плечо какого-то мужика, тоже пленного, который был в более исправном состоянии, нежели Иван Рябинин, вся одежда которого была багрового цвета и топорщилась от высохшей крови. Болело всё тело, особенно пальцы, обработанные иголками. Они напоминали жаренные говяжьи колбаски и по форме, и по цвету. Пленников затолкали в вагон поезда, где уже сидели и стояли около ста человек, и объявили, что их везут в Польшу в лагерь. Теперь они будут работать для великой Германии. Как только поезд тронулся, измученные люди подоставали по куску хлеба, которым снабдили каждого пленного в расчёте на два дня пути, и стали жадно есть. А Ивану, видно, забыли дать хлеб, но он и не мог есть, его тошнило и мутило от духоты в вагоне. Он быстро провалился в глубокий сон, или, быть может, снова потерял сознание. Да в общем-то, разницы не было. В неестественной позе, полусидя, полустоя, в полузабытьи пребывал Иван два дня пути.