Полярный круг

— Думаю, что надо первым делом познакомиться, — вмешался Тутын. — Мой друг уже всю свою биографию рассказал, а вот как зовут его, наверное, девушки не знают: это Николай Оле, охотник из села Еппын.

— А меня зовут Валентина, я из города Магадана, — сказала продавщица.

— А я — Наташа, — представилась вторая девушка. — Я из Гомеля, белоруска.

Она была похожа на птичку.

— Ну, а я — скромный труженик тундры, — заявил про себя Тутын. — Оленевод-механизатор совхоза «Возрождение». Моя работа — пасти оленей, охранять их от волков и бороздить на вездеходе просторы Арктики.

Заказывая ужин, Тутын сказал:

— Оле непьющий. Даже пиво не употребляет. Так что будем пить дамский напиток — шампанское.

— Почему — дамский? — возразила Наташа. — Шампанское — это торжественный, благородный напиток.

Оле смотрел, как курила Валя, щурила левый глаз от дыма, и клял себя за робость, за неумение вот так просто, свободно разговаривать, как делал это Тутын. Иногда возникало раздражение: зря поддался Тутыну, пришел в ресторан с девушками, с которыми чувствовал себя неудобно. Но еще большее неудобство возникало оттого, что рядом был Тутын, который видел и чувствовал все его смущение и необоримую робость.

— А я бывала на Чукотке, — вдруг сказала Валя, гася сигарету в пепельнице бутылочного стекла. — В Певеке. После училища работала в тамошнем универмаге. Город понравился, особенно в белые ночи. Солнце круглые сутки, льды блестят в Чаунской губе, и пароходы идут… Первый пароход — это праздник в Певеке. Но южаки…

— Южак — это что, вроде пыжика? — птичьим голосом спросила Наташа.

— Южак — это ураган, — ответила Валя. — Такой ураган, что человек стоять не может. И все кругом летит. Представляете, раз шла на вечер и несла бутылку шампанского. Так вот, ветер вырвал бутылку. Это было так неожиданно, я даже подумала, что человек какой-то…

— А я вот нигде не была, — жалобно пропищала Наташа. — Все Магадан и Магадан, вот уже два года. Скоро отпуск, отправляться в Гомель, а рассказать нечего. Только про туман да зимнюю пургу.

Неожиданно грохнул оркестр. Оле даже вздрогнул.

— Пойдемте танцевать? — предложила Валя.

— Я столько лет не танцевал, — смущенно пробормотал Оле.

— Ничего, — встряхнула головой Валя и встала.

Оле вопросительно посмотрел на Тутына. Тот ободряюще кивнул.

В толпе, сгрудившейся на маленьком пятачке свободного от столиков пространства, Оле почувствовав себя увереннее. Весь-то танец заключался в том, чтобы топтаться друг перед другом. Главное — не сбиться с ритма, а уж этому-то умению Оле научился с детства: в родном селе каждую неделю собирались и плясали под древние напевы и ритмические удары яраров.

— Вы всегда такой? — спросила Валя.

— Какой? — не понял Оле, стараясь представить, как он выглядит со стороны.

— Растерянный, — с улыбкой пояснила Валя.

Неужто и впрямь он выглядит таким безвольным, растерянным, смотрящим на все широко разинув рот? От этой мысли пропала охота танцевать, и Оле с радостью вернулся бы за стол, если бы не музыка: она продолжала греметь, колебля тяжелый, пропитанный табачным дымом воздух. Колонны дрожали, дрожал потолок, и даже волны табачного тумана подрагивали в такт музыке.

Потом, когда она умолкла, они снова заняли свои места.

Между Тутыном и Наташей шла оживленная беседа.

Валя взяла бокал и посмотрела на Оле.

Оле покосился на свой бокал. Шампанское еще не выдохлось. За стеклянное дно цеплялись пузырьки и, нехотя отрываясь, стремительно поднимались вверх. От одного бокала ничего не будет. В конце концов, он ведь настоящий мужчина, нисколько не хуже, чем Тутын. У того лицо еще не разгладилось после вчерашней выпивки, да и пива он высосал в театральном буфете бутылки три, не меньше, а ведет себя широко, свободно, весело.

Оле поднял бокал и тихо сказал Вале:

— За ваше здоровье!

— Спасибо, — сказала Валя и выпила вместе с ним.

Тутын кинул мимолетный взгляд на Оле. Он ничего не сказал, и за это Оле был благодарен ему. Только Наташа по-птичьи проверещала:

— А говорил — совсем не пьет…

За первым бокалом Оле тут же осушил второй, и сразу ему стало хорошо и тепло. Он уже не отводил взгляда от Вали, с удивлением обнаруживая необыкновенный цвет ее глаз — они были темно-зеленые, как скол старинной бутылки толстого стекла. Почему же они тогда, в магазине, показались ему темными?

Валя улыбалась и медленно пила шампанское, при этом не переставая курить.

Все это она делала очень красиво, изысканно (нашел правильное слово Оле), делала, как в кино. Да, по мнению Оле, Валя явно походила на киношных красивых женщин, которых он видел на экране в тесном зале сельского клуба, где воздух был напоен запахом жира морского зверя и прелых шкур. Или же в тундре, в большой яранге бригадира. Луч прожектора пробивал дым костра, цеплялся за покрытые вековой копотью жерди и ложился на полотно экрана, украшенное большим жирным пятном у правого края.