Полярный конвой. Пушки острова Наварон

Пленные были не слишком... э-э-э. . дружелюбными?

— Они не оказали сопротивления, герр гауптман, абсолютно никакого сопротивления, – холодно ответил

Турциг. Тон, манера говорить были педантичными, корректными, но скрытая враждебность и антипатия светились в его глазах. – Мои люди, возможно, проявили излишний энтузиазм. Но мы не хотели ошибиться.

— Правильно, лейтенант, совершенно верно, – одобрил

Шкода. – Эти люди опасны, а рисковать мы не можем. – Он оттолкнул назад кресло, легко поднялся на ноги, обогнул стол и остановился перед Андреа. – Может быть, и с этим нужно было поступить так же, лейтенант?

— Он опасен только для своих друзей, – коротко возразил Турциг. – Все так, как я вам говорю, герр. Чтобы спасти шкуру, он мать родную готов предать.

— И претендует на дружбу с нами? – задумчиво произнес Шкода. – Это один из наших храбрых союзников, а? –

Он протянул тонкую холеную руку с печаткой тяжелого перстня и злобно ударил Андреа по щеке.

Андреа вскрикнул от боли, протянул ладонь к окровавленному лицу и отпрянул в сторону, закрыв голову локтями.

— Внушительное приобретение для армии третьего рейха, – промолвил Шкода. – Вы не ошиблись, лейтенант.

Трус. Инстинктивная реакция на удар – безошибочный признак этого. Любопытно, – вслух раздумывал он, – как часто трусами бывают крупные мужчины. Часть процесса природной компенсации, полагаю я. . Как тебя зовут, мой храбрый друг?

— Папагос, – угрюмо пробормотал Андреа. – Петер Папагос. – Он оторвал ладонь от щеки, посмотрел на нее медленно расширявшимися от ужаса глазами и сразу стал вытирать о штанину торопливыми, судорожными движениями. На лице его было заметное всем отвращение.

Шкода, забавляясь, наблюдал за ним.

— Не выносите вида крови, Папагос, а? – предположил он. – И особенно своей?

Несколько минут прошло в молчании. Вдруг Андреа вскинул голову. Лицо его исказилось. Казалось, он вот-вот заплачет.

— Я только бедный рыбак, ваша честь! – начал он. – Вы смеетесь надо мной, говорите, что я не выношу вида крови.

Это правда. Я не люблю войну и страдания. Я не хочу ничего этого. – Его огромные кулачищи просительно прижаты к груди, лицо сморщилось. Отчаяние было мастерски разыграно, и Меллори поймал себя на том, что почти принял все за чистую монету. – Почему меня не оставили в покое? Видит Бог, я не военный!..

— Весьма неточное заявление, – сухо оборвал его

Шкода. – Факт этот совершенно очевиден для всех присутствующих в комнате. – Он постучал нефритовым мундштуком по крышке стола. Глаза гауптмана были задумчивы. – Ты называешь себя рыбаком?.

— Он проклятый предатель! – перебил Меллори немца, который слишком заинтересовался Андреа.

Шкода тут же обернулся, встал напротив Меллори, сложил руки за спиной. И, покачиваясь с пяток на носки, оглядел его с головы до ног.

— Так! – задумчиво сказал он. – Великий Кейт Меллори!

Совсем иначе объяснил все наш жирный приятель вон там, на скамейке, а, лейтенант? – И, не ожидая ответа, продолжал допрос: – Какое у вас звание, а, Меллори?

— Капитан, – коротко ответил Меллори.

— Капитан Меллори, так? Капитан Кейт Меллори, величайший альпинист нашего времени. Кумир предвоенной

Европы. Победитель самых невероятных горных пиков, –

Шкода сокрушенно покачал головой. – И подумать только, так кончается слава. Вряд ли потомство признает ваше последнее восхождение величайшим: на виселицу в Навароне ведет всего десять ступеней, – Шкода улыбнулся. – Не очень веселая мысль, а?

— Я не думал об этом, – вежливо ответил новозеландец.

– Меня остановило ваше лицо, – он нахмурился. – Уверен, что уже видел его где-то... – Он умолк.

— Неужто? – заинтересовался Шкода. – Может быть, в

Бернских Альпах? До войны я часто. .

— Да, вспомнил! – Лицо Меллори просветлело. Он затеял рискованную игру, но все, что отвлекало внимание от

Андреа, было оправданным. Сияющими глазами он уставился на Шкоду. – Три месяца назад, в зоопарке Кипра.

Марабу, пойманный где-то в Судане. Старый и паршивый марабу, как мне показалось на первый взгляд, – продолжал

Меллори извиняющимся тоном, – у него была такая же тощая шея и такой же крючковатый нос, такая же лысая голова...

Меллори умолк, откинулся назад, пытаясь увернуться от кулака. Лицо Шкоды перекосилось, зубы гневно оскалились. Немец нанес ему прямой удар. Но хотя гауптман вложил в кулак всю свою силу, Меллори совсем не пострадал. Он покачнулся, сразу же выпрямился. И в тот же миг рухнул гауптман Шкода, закричав от боли: тяжелый ботинок Меллори сбил его с ног. Удар пришелся чуть повыше колена, в бедро. Немец сразу вскочил с пола, как кошка. Бросился вперед и снова упал: ушибленная нога подвернулась. Мгновение в комнате царила тишина.

Шкода, придерживаясь за край стола, тяжело поднялся и сморщился от боли. Рот сжат в прямую жесткую белую линию. Сабельный шрам багровел на болезненно-желтом лице, утратившем свой обычный цвет. Ни на кого не глядя, Шкода медленно направился вокруг стола на свое место.

Шарканье его рук по коже кресла било прямо по натянутым нервам пленников. Молчание не предвещало ничего доброго.