Меллори не двигался. Абсолютно спокойно наблюдая за немцем, он ругал себя в душе за собственную глупость.
Не оставалось сомнения, что Шкода его убьет. Однако
Меллори не собирался умирать. Он знал, что раньше умрут
Шкода и Андреа. Шкода – от ножа Андреа, Андреа – от пуль часовых. Нож – единственное оружие, оставшееся у грека, Андреа сделал вид, что вытирает кровь с лица рукавом. Его пальцы были в нескольких дюймах от ножен.
«Дурак, дурак собачий», – снова и снова повторял про себя
Меллори. Он скосил глаза на ближайшего часового. Тот стоял футах в шести-семи от него. «Часовой прикончит раньше, чем успеешь добраться до него, – подумал Меллори. – Очередь шмайсера разрежет пополам. Но надо попытаться, – решил Меллори. – Надо помочь Андреа любым способом».
Шкода выдвинул ящик, вытащил пистолет.
«Автоматический, – машинально отметил Меллори. –
Маленькая вороненая курносая игрушка. Опасная игрушка.
Именно такой пистолет и должен иметь Шкода...»
Гауптман неторопливо нажал кнопку, вынул и проверил обойму, ладонью вогнал ее обратно в магазин, щелкнул предохранителем и только после этого взглянул на Меллори. Глаза его ничуть не изменились. Они были холодны, темны и пусты, как обычно. Меллори бросил взгляд на
Андреа и заставил себя опустить глаза. «Так вот, – подумал он в ярости, – вот как умирают чертовы дураки, такие, как я». Неожиданно он успокоился. Опять скосил глаза в сторону Андреа. Заметил, что громадная лапа грека опускается и в ней нет ножа.
Возле стола послышалась возня. Меллори оглянулся: Турциг прижал руку Шкоды с пистолетом к зеленому сукну.
— Только не это, – просительно сказал Турциг. – Только не это.
— Уберите руки, – прошипел Шкода. Его неподвижные пустые глаза сверлили Меллори. – Уберите руки, говорю вам, если не хотите отправиться на тот свет вместе с капитаном Меллори.
— Вы его не можете убить, герр гауптман, – настаивал
Турциг. – Приказ герра коменданта достаточно ясен, гауптман Шкода. Командира группы нужно доставить живым.
— Его могли убить при попытке к бегству, – низким голосом сказал Шкода.
— Это не получится, – покачал головой Турциг. – Придется убить их всех. Иначе они скажут, как было дело, – он отпустил руку Шкоды, – Господин комендант приказал доставить командира живого, но не указал, насколько живым и в каком состоянии. – Он доверительно понизил голос. – У нас могли возникнуть какие-то осложнения, когда мы пытались заставить капитана Меллори говорить,
– пояснил он.
— Как? Как вы сказали? – Отвратительная улыбка неожиданно блеснула на лице Шкоды, и он пришел в равновесие. – Вы слишком усердны, лейтенант. Напомните мне, чтобы я поговорил с вами на эту тему. Вы меня недооцениваете: это я и хотел сделать – заставить Меллори говорить под страхом смерти. А вы все испортили. – Лицо его улыбалось, голос звучал легко. Но у Меллори не было на этот счет иллюзий: молодой лейтенант из горного батальона фактически спас ему жизнь. С таким человеком, как Турциг, можно легко подружиться, если бы не эта проклятая война. Шкода снова стоял перед ним. Пистолет остался на столе.
— Ну ладно. Оставим глупости. Не правда ли, капитан
Меллори? – Белые зубы немца так и сияли в тусклом свете электрической открытой лампочки. – Ведь у нас впереди еще целая ночь.
Меллори посмотрел на него и отвернулся. В караульном помещении было душно, но он почувствовал, как неприятный холодок пробежал по телу. Стоящий перед ним немец весь был пропитан злобой. Меллори видел это.
— Но-но-но, теперь-то мы стали неразговорчивы, а, мой друг? – Он что-то замурлыкал под нос, потом резко вскинул голову, улыбка стала еще шире. – Где взрывчатка, капитан Меллори?
— Взрывчатка? – Меллори вопросительно поднял бровь.
– Не знаю, о чем вы говорите.
— Так. Значит, не помните?
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Так, – Шкода снова что-то замурлыкал и подошел к
Миллеру. – Ну, а вы, друг мой?
— Конечно, я помню, – весело сказал Миллер. – Капитан ошибся.
— Вот и умница, – проворковал Шкода. Но Меллори мог поклясться, что в голосе немца звучали нотки разочарования. – Продолжайте, друг мой.
— Капитан Меллори не замечает деталей, – растягивая слова, сказал Миллер. – В тот день я был с ним. Он оскорбил благородную птицу. Это был гриф, а не марабу...
На секунду улыбка исчезла с лица Шкоды. Потом снова появилась. Мертво застывшая, безжизненная, будто нарисованная.
— Они очень и очень остроумные люди. Не правда ли, Турциг? Как сказали бы англичане, прямо комедианты из мюзик-холла. Пусть посмеются, пока могут. Пока петля палача не затянется... – Он посмотрел на Кейси Брауна. –
Может быть, вы?..
— Почему бы вам не запрыгнуть на самого себя с разбегу?
— Запрыгнуть на самого себя? Я что-то не понимаю идиомы. Но сомневаюсь, что это комплимент. – Шкода выбрал сигарету из плоского портсигара, задумчиво постучал ею по ногтю большого пальца. – Хм, нельзя сказать, что они собираются с нами сотрудничать, лейтенант Турциг.
— Этих людей не заставишь говорить, герр гауптман, – в голосе Турцига слышалась твердая уверенность.