Поляков

В «Новом назначении» Бека, о котором мы здесь всё время вспоминаем, есть такой эпизод. Железный нарком, заходя в цеха, внимательно изучает журналы плавок, подробно расспрашивает начальника цеха, расспрашивает, что называется, «с пристрастием», отчего нарушен температурный режим, сколько марганца, как выдерживается график?

Бек пишет: «Его в равной мере настораживала и скрытая неуверенность и, наоборот, бойкость ответов. Впрочем, и некая золотая середина — сдержанно-спокойная манера — не угашала онисимовской недоверчивости. В какую-то минуту он, глядя в журнал, спрашивал обычным строгим тоном:

— Почему вчера вторая печь полчаса шла тихим ходом?

Следовал какой-либо правдоподобный ответ. Например:

— Запоздали ковши. И вот пришлось…

— Ковши? Из-за чего? Вы это выяснили?

— Подъездной путь не принимал. Тут, Александр Леонтьевич, у нас…

Не дослушав, Онисимов словно огревал кнутом:

— Врёте! Дела не знаете! Вчера ни одну печь на тихий ход не переводили»^{105}.

Поляков не был столь изощрён — время всё-таки было другое. Но что-то есть в этом общее, — когда нарком и генеральный директор говорят с подчинёнными, только один — на «ты», другой — на «вы».

— Здесь у тебя что?

И отвечает кто-нибудь:

— Это у нас самая древняя постройка на территории. Там стоят две маленькие мартеновские печи.

— А что за сталь там делаете?

И тот говорит:

— Легированную. Для подводных лодок.

— Номер заказа?

Подчинённый затрудняется с ответом:

— Не помню, товарищ нарком.

А тот ему:

— Посмотри в записной книжке.

— У меня это не записано. Если разрешите, сейчас позвоню, справлюсь в плановом отделе.

— Я сам могу тебе дать справку, — жёстко сказал Онисимов.

И на память назвал номер заказа. Он, конечно, не добавил, что лишь вчера, готовясь к обходу цехов, проштудировал номенклатуру заказов, порученных Кураковке. Впрочем, все показатели такого задания, как сталь для подводных лодок, выполняемого по особому правительственному предписанию или, точней, распоряжению, он мог бы, пожалуй, и не нуждаясь в шпаргалке, привести наизусть в любой день и час.

И вот металлургический нарком, которого мы всё время сравниваем с Виктором Николаевичем Поляковым, продолжает свой жёсткий экзамен. Как сказали бы любители иностранных слов — прессинг-экзамен:

«Задание в тоннах? Срок отгрузки?»

Расспросы подчинённых — очень показательная черта всякого начальника, то, как человек спрашивает, — важная черта характера.

Евгений Артёмович Башинджагян рассказывал о начале своей работы с Поляковым.

В какой-то момент секретарь Полякова Елена Павловна (о которой все мемуаристы вспоминают постоянно), сообщила Башинджагяну, что Поляков хочет ехать вместе с ним на Ярославский завод. Башинджагян обычно не занимался разговорами в машине, старался отдыхать или думать о своём, а тут столкнулся с настойчивыми расспросами. Поляков спрашивал его о персональных характеристиках работников, о регламенте работы цехов, о продукции — они ехали смотреть производство гильз для дизельных двигателей.

Дело было сделано, и Башинджагян рассчитывал проспать четыре часа до Москвы, но не тут-то было.

Поляков начал толкать его в бок:

— А вы мне скажете, из какой марки стали делают в Ярославле шестерни и валы?

Глухая ночь покрыла дорогу, было далеко за полночь — только обмахивали фарами автомобиль встречные машины. Башинджагян не понял:

— Что вы спросили?

Поляков требовательно повторил:

— Из какой марки стали?..

Башинджагян притворился спящим, начал бормотать, что не помнит, и только на следующий день отчитался:

— Вот вы задали в половине второго ночи вопрос. Сначала шла марка 12-ХНЗА, затем 15ХГНТА, потом 18ХГТ… Карбюризатор… сначала был твёрдый, потом керосин, который сменили на синтин…

«Но это уже на следующий день, — вспоминал Евгений Артёмович. А тогда я был искренне возмущён его ночной викториной «что-где-когда?» И кто тут из нас был более прав? Во всяком случае, на отношении ко мне это вроде бы не отразилось.

Первые месяцы укрепили впечатление о Полякове как о человеке достаточно сухом, не склонном ни к каким отвлечениям, кроме того, что связано непосредственно с работой, но любящем вникать во все детали Дела и полностью отдающемся ему»^{106}.

Глава тринадцатая АВТОМОБИЛЬ-СИМВОЛ, НАРОДНЫЙ АВТОМОБИЛЬ

Приехавший однажды в Тольятти американский профессор назвал строительство и пуск Волжского автозавода «сделкой с дьяволом в эпоху Брежнева»^{107}. Это не очень ловкое сравнение (американец имел в виду Фауста, совершившего сделку с чёртом, которая принесла ему беду. Под Фаустом он понимал Советский Союз, который поддался искушениям демона капитализма). То есть, подписав «контракт века» с ФИАТом, СССР вступил в сделку с Западом и прочность своей идеологической системы обменял на техническое новшество.

Так ли это? Что изменил в общественном укладе итальянский автомобиль, с которым познакомили советского человека Виктор Поляков и его товарищи? Что означало появление «жигулей»?