Поляков

Начальник цеха с правильной и подходящей к делу фамилией Мамаев угрюмо посмотрел на итальянца и буркнул что-то нечленораздельное. Переводчица привычно пропустила эти слова мимо ушей. Потом Мамаев достал откуда-то огромный нож и резиновый шланг, из которого поливают сады (итальянец был особенно нечёток, объясняя, откуда в руках правильного человека Мамаева взялись эти предметы). Мамаев нарезал, как колбасу, этот шланг — и протянул результат на ладони. Уплотнители проработали ровно столько, сколько потребовалось, пока не наладились поставки.

«Я понял, что эти люди владеют какой-то высшей истиной, которая мне ещё была недоступна», — сказал итальянец.

Постепенно голова у итальянца начала работать в правильном направлении. В следующий раз он привёз комплектующие из Италии в багаже. Комплектующих хватало — их набралось на 110 одинаковых чемоданов.

Высшая истина стала итальянцу чуть доступнее, когда он вёз всё это обычным рейсом Аэрофлота Милан — Москва. На таможне, когда у него спросили о багаже, он спокойно показал на чемоданы и глядел на таможенников правильным взглядом начальника цеха Мамаева. А когда он в Москве перетаскивал чемоданы на другой самолёт, чтобы лететь в Куйбышев, то вспомнил много правильных слов. Но итальянец уже понюхал русской жизни, поднаторел, развил смекалку и использовал слова по назначению. У него было двадцать четыре часа, чтобы доставить детали прямо на сборочный конвейер.

Он, как и многие правильные люди, считал, что всё-та-ки так работать только из чувства долга или только за деньги было нельзя. Он понял, что дело в алхимии, которую нельзя хвалить и нельзя порицать.

Позже итальянец обнаружил, что его цех завален ящиками с оборудованием и найти нужное становится невозможно. Со своей переводчицей он пришёл к начальнику цеха.

— Товарищи, — итальянец уже хорошо выучил это слово, такое же полезное, как и некоторые другие, — товарищи, завтра утром, в субботу, я приду сюда и попробую привести в порядок ваш склад. Дайте только погрузчик.

Субботы не хватило, а в воскресенье около часу дня на площадку пришёл начальник цеха, и переводчица перевела итальянцу правильные партийные слова. И тогда начальник цеха вынул из кармана два красивых красных яблока. Потому что ничего больше у начальника цеха не было, а говоря про невозможность выписать итальянцу премию, можно было осквернить правильные русские слова. Итальянец, впрочем, и тогда не понимал всего. Вспоминая после, он недоумевал: «Я видел, как работали на строительстве завода солдаты, простые парни явно восточного типа. Что им-то, казалось, до нашего завода?»

Что делали солдаты на советских стройках, ему никто не объяснил, и я считаю, что это правильно. Итальянцу и так было хорошо, он помнил улыбку девушки с соседнего крана, и все это для него объединялось в общее понятие «энтузиазм».

— Мы делали общее дело. Не знаю, можно ли такое повторить, — сказал он под конец.

Повторить, понятное дело, было нельзя.