Но помогло мало. Воспоминания о любимом рораге словно подстегнули страсть. Через несколько минут Анна уже дрожала, и испуганные фрейлины поторопились добавить горячей воды.
— Наири, вам нехорошо? Вам холодно?
— Нет, все хорошо.
Анна вдруг заметила, что сидит почти в кипятке, и одежда девушек пропиталась влагой от ароматного пара. Служанки не знали, что делать — Наири явно мерзла, но долгая горячая ванна могла плохо сказаться на ребенке.
— Я выхожу!
К Анне тут же потянулись руки — помочь переступить через бортик, поддержать. Мягкая ткань укутала сухостью, и тут же вызвала прилив нового возбуждения. Анна нахмурилась — ей совершенно не нравилось это состояние. А испуганные служанки тут же повалились на пол, уткнувшись лбами в мокрый гранит.
— Все в порядке, поднимитесь, — Анна послушно поворачивалась, пока её вытирали, а потом заторопилась в беседку, где её уже ждал накрытый стол.
Еда отличалась от столичной. Меньше овощей, больше рыбы и мяса. Пряные, маринованные кусочки таяли во рту, а когда подали мисочку с красноватыми крупинками, Анна умилилась: икра! Правда, масла к ней не нашлось, как и хлеба или блинов.
Видя растерянность Наири, на помощь пришла Рийта. Она взяла кружочек огурца и положила на него несколько икринок. Анна попробовала. Оказалось — вкусно. Свежий вкус огурца хорошо оттенялся соленой икрой. Точно так же ей понравился ролл из пекинской капусты, в которую завернули кусочек маринованной красной рыбы и немного риса.
Но больше всего Анне понравились каши. Здесь они не ограничивались рассыпчатым рисом, или рисом на молоке. Наири подали пшеничную, пшенную и перловую. Последняя просто таяла во рту. Анна вспомнила, что именно так готовила перловку бабушка: перебирала зернышко-к зернышку, потом с вечера замачивала в родниковой воде, а утром долго, несколько часов томила в русской печке. А потом добавляла грибы или мясо или просто пережаренный до золотистого цвета лук... Дома так не получалось, даже на водяной бане.
Воспоминания о бабушке, о деревне, о беззаботном детстве всколыхнули тоску. Анне вдруг стало жалко себя. До слез, навзрыд. И она глотала перловую кашу с грибами, сдерживая всхлипы.
Фрейлины, уже привычные к перепаду настроений беременной наири остались невозмутимы. А вот новенькие служанки, живущие при храме, перепугались. Их долго поднимали с земли, убеждая, что госпожа не гневается и её слезы — не вина окружающих.
Тайкан тихо отдал приказ. Рийта подала знак, и девушки подхватили Анну под руки.
— Наири устала!
В саду воцарилась тишина. Анна шла по тропинке, не замечая ни красоты хвойных деревьев, папоротников, камней и зарослей иван-чая. Она очень хотела верить, она поверила, что это капризное состояние — результат усталости, что нужно только отдохнуть, и все придет в норму. Но вели Наири не к Храму.
Небольшая беседка, закрытая со всех сторон деревянной решеткой, ждала в конце пути. Вокруг рорагами выстроились ели, и белки любопытная белка высунулась узнать, что происходит. Потом тренькнула что-то и умчалась, оставив качаться зеленую лапу.
— Наири... — Тайкан откинул легкий полог.
Внутри со стен свисали легкие драпировки. Аккуратные складки, красивые подхваты... Но ни щели между светлыми полотнами. Анна поняла — почему. Там, в прошлой жизни ей приходилось бывать в лесу, и комары портили все удовольствие от прогулок. Здесь же, судя по всему, их должно было быть немеряно.
— Маг не справиться? — Анна осторожно опустилась на кровать, пробуя жесткость. И провалилась в перину.
— Маг справиться со всем, госпожа, — Тайкан сам опустил входную занавеску.
Сняв с Наири обувь, служанки удалились. В беседки остались только Анна и рораг. Он ту же отбросил церемонную чопорность.
— Наири, ведь дело не в усталости.
— А в чем? — Анна с наслаждением вытянулась на кровати. — Я отдохну, и все будет хорошо.
— Вы... скучаете?
Анна резко села. Так, что прихватило спину. Она ойкнула и испуганный Тайкан метнулся к двери, позвать на помощь.
— Не надо! — он тут же вернулся. — С чего мне скучать? Вокруг меня такая карусель. Носятся, как с куриным яйцом, которое нельзя разбить...
— Наири...
— Что — Наири? Я же знаю, чего от меня требуется. Прана. Только прана. А от кого... какая разница.
— Наири, — только и смог прошептать Тайкан, настолько его поразила боль в голосе собеседницы.
— Что? — она посмотрела на него, в глазах скапливались слезы и уже готовы были пролиться ручьями на щеки, пробежать к губам, опуститься на подбородок, чтобы сорваться соленой каплей вниз, на едва прикрытую тонким хлопком грудь.
— Наири... — он протянул руку, осторожно коснулся пальцем щеки. И сел рядом.
Она тут же уткнулась лицом в его плечо. И позволила себе не сдерживаться. Плакала навзрыд, до крика, чуть не срывая голос. Тайкан гладил её по волосам, не боясь нарушить сложную прическу, по вздрагивающим плечам, по спине.... и ощущал её желание.
Он едва не поддался привычке подчиняться малейшему настроению Наири. И все же сдержался. Она хотела не его. Она хотела мужчину, оставшегося в столице, тоскующего не меньше, чем его госпожа.