Полет Пустельги

Расширение сети маршрутов Мильх считал надежным способом вложения капитала, упрочения финансовой политики, завоевание новых рынков. В 1928 году мне пришлось прокладывать новый маршрут Мюнхен — Тренто — Милан. Работа эта оказалась непростой не только по техническим и метеорологическим причинам, но и по политическим тоже. В первом экспериментальном рейсе я столкнулся с таким, ранее неизвестным мне явлением, как сильный встречный ветер «Ора», дующий в дневное время в районе Тренто со стороны гор. Он возникал по причине перепада температур между холодными водами озера Гарда и раскаленным солнцем горным массивом Брента. Скорость образовавшихся воздушных вихрей достигала 15 метров в секунду и больше. Я снизился в Тренто до 500 метров, но сесть не смог, понимая, что при сильном попутном ветре остановить самолет на взлетно-посадочной полосе будет невозможно. Мы все погибнем. Я набрал высоту, велел своему бортрадисту сообщить на аэродром в Тренто, что мы летим в Милан.

В миланском аэропорту Тальедо представители итальянских властей устроили торжественный прием, после которого мы стали готовить самолет к обратному полету на Мюнхен. Посыльный солдат сообщил, что меня вызывает комендант аэропорта. В просторном кабинете за большим письменным столом сидел полковник итальянских Военно-воздушных сил. Он не удосужился ни встать, ни предложить мне сесть, ни поприветствовать меня. На плохом немецком полковник визгливым голосом гневно стал выговаривать мне, что я нарушил условия маршрута, не сделал посадки в Тренто, не снизился над аэродромом, даже не послал туда радиограммы. Я, сдерживая раздражение, предложил полковнику отправиться со мной. У самолета мы представили ему бортовой журнал с пометкой времени и номера отправленной радиограммы на аэродром Тренто, показания барографа[24], указывающие снижение нашего самолета во время его прохождения над Тренто. Полковник потребовал дать ему ленту с показаниями барографа, но я отказался. Настроение было испорчено.

Следующим утром в девять часов мы должны были вылетать на Мюнхен. Двигатели работали. Экипаж занял свои места, но разрешения на вылет итальянские власти не давали. Через час мы все, облаченные в меховые летные комбинезоны, упрели и обливались потом. Разрешения не было. В одиннадцать часов я приказал своему бортрадисту связаться с Мюнхеном и сообщить о казусе. Нам передали, что баварские власти в ответ также задержали вылет итальянского самолета в Милан. В ожидании прошел целый день. К вечеру мы настолько устали, что отказались от предложения итальянских летчиков, испытывавших неловкость за действия своих властей, прогуляться по ночному Милану и выпить хорошего вина из виноградников долины реки Адды. Вылететь обратно удалось следующим утром.

В ходе трехмесячного периода испытательных полетов в Милан итальянские власти просто измывались над нами. Они предъявляли претензии в том, что мы не соблюдали подробнейшие инструкции движения в воздушном пространстве Италии, не информировали радиостанции итальянских наблюдательных постов, размещенных вдоль всего маршрута, о пролете над ними. Однажды в Милане меня обвинили в систематических отклонениях от утвержденного маршрута. Упомянутый выше полковник в грубой форме предупредил, что власти в Риме рассматривают вопрос о запрещении мне полетов в Милан. Он заявил, что представители побежденной державы не должны так вызывающе вести себя по отношению к государству, которое является одной из держав-победителей.

Было и смешно, и грустно. В один прекрасный момент мне надоели эти итальянские бюрократические штучки, волокита и спесивость их чиновников, и я написал рапорт лично Мильху. Тот был скор в решении вопросов. Он договорился с германским правительством и в один из июньских дней вместе с каким-то дипломатическим чиновником на моем самолете направился прямо в Рим. Не знаю, с кем он там встречался, но после его переговоров нам был устроен шикарный обед в одном из лучших римских ресторанов. Присутствовали чиновники правительства Муссолини, генералы, банкиры, промышленники из концернов «Эдисон», «Фальк», «Пирелли». Во время обеда один из генералов от имени правительства вручил Мильху портрет Муссолини с личным автографом дуче, а мне почетный золотой знак летчиков гражданской авиации Италии в виде орла, парящего над горным массивом. Знак был очень красивый, и я пристегнул его с правой стороны своего форменного кителя. Когда в следующий раз я прилетел регулярным рейсом в Милан, к самолету подбежал тот самый полковник, комендант аэропорта, с местными чиновниками, долго жал мне руку, поздравляя с редкой наградой. Чиновники передали всем членам экипажа письменные приглашения на обед к мэру Милана. Мы их приняли с благодарностью.