Полет Пустельги

Грабин и не обижался. Он просто очень устал. Будь он на месте Мироненко, поступил бы точно также. Лишних людей все равно нет. Он вызвал прибывших из Москвы в распоряжение отдела контрразведки армии капитана Литвинова и старшего лейтенанта Веретенко. Они люди новые. Пока в курс дела войдут, время уйдет. Пусть лучше занимаются мародерством. Грабин поставил офицерам задачу и велел вечером взять взвод бойцов и прочесать округу, особое внимание обратить на места расквартирования частей и дислокации штабов. А сейчас допросить потерпевших и немедленно начинать следственные действия.

Поздно вечером к нему с докладом пришел капитан Литвинов, державший под мышкой несколько папок заведенных дел. Откозыряв, он доложил:

— Товарищ полковник! Группа офицеров в сопровождении взвода автоматчиков отдела контрразведки Смерш армии к рейду готова. Я вот тут принес несколько свежих дел. Поглядите?

Грабину совсем не хотелось ничего читать. Ему было достаточно своих дел по оперативно-розыскной группе. От них голова кругом шла. Но обижать капитана тоже не хотелось. Он раскрыл одну папку, начал бегло читать показания, и по его спине побежали противные мурашки.

«Показания Урсулы Кеплер. 28 апреля в подвал нашего дома в Целендорфе, где я спала с моими родителями и тремя детьми, вошли четыре русских солдата. Они обыскали подвал, нашли духи, вылили их себе на одежду, отобрали у нас часы, банки с компотом. Потом, угрожая винтовками, загнали в маленькую комнатку подвала родителей и детей, все четверо по очереди надругались надо мной. Утром в подвал явились еще два солдата, вытащили меня наверх, избили и вновь изнасиловали».

«Показания Ильзе Анц. 30 апреля в район Вильмерсдорф, где мы живем с матерью и младшей сестрой, вошли русские войска. Солдаты передовых отрядов были приветливы и тактичны. Но они быстро продвигались в сторону центра города. За ними пришли другие части, и начался кошмар. За один день меня изнасиловали трижды. Вначале молодой офицер. Затем солдаты-связисты. Они забрали у нас посуду, часы, одежду, постельное белье». Дальше Грабин читать не мог. Он вернул папку капитану. Тот невозмутимым тоном сказал:

— Людей понять можно. Да и потом, война ведь, товарищ полковник. Так всегда было.

Грабин встал из-за стола, подошел к Литвинову и, глядя ему в глаза, хриплым полушепотом выдавил из себя:

— Запомните, капитан. Мы не фашисты. Пришли сюда не оккупантами, а освободителями. И немецкие женщины не должны расплачиваться по долгам нацистов. Никакого оправдания насильникам, мародерам и ворам быть не может. Какие бы они должности ни занимали и какие бы погоны ни носили. Идите и выполняйте приказ.

— Простите, товарищ полковник. Ляпнул, не подумав. Простите. — Капитан резким движением одернул гимнастерку, по-уставному повернулся через левое плечо и быстро вышел из кабинета.

В кромешной темноте капитан Литвинов, старший лейтенант Ветренко и автоматчики-смершевцы начали патрулирование. В Целендорфе сохранилось много жилых домов. Люди вновь переселились из подвалов и бомбоубежищ в свои квартиры. Потихоньку налаживали жизнь. Разбирали завалы, очищали улицы и дворы от мусора. Выстаивали очереди за продуктами и керосином, выдаваемыми по приказу коменданта Берлина. И хотя в районе еще не восстановили подачу электричества, во многих окнах мерцал свет керосиновых ламп. Бойцы Литвинова, держа автоматы наизготовку, подсвечивая электрическими фонариками, двигались от дома к дому. Они часто останавливались, прислушивались, заглядывали в подъезды и подвалы, проверяли дворовые постройки.

В одном из дворов стояла батарея 76-миллиметровых дивизионных пушек, впряженная в мощные американские «студебеккеры». Литвинов спросил часового, где квартирует батарея. Тот указал на трехэтажный дом, из открытых окон которого на втором этаже раздавались звуки аккордеона, голоса поющих, звон посуды. Капитан приказал старшему лейтенанту Ветренко оставаться с тремя бойцами на улице, внимательно присматривать за часовым, входной дверью и окнами третьего этажа. Лейтенанта, командира взвода автоматчиков, послал с одним отделением заблокировать лестничные проходы на третьем этаже и у чердака. Сам с группой бойцов тихонько вошел в квартиру. Она впечатляла размерами. Комнаты анфиладой вытянулись вдоль всего этажа. В гостиной был накрыт длинный стол, во главе которого в дорогом кресле восседал красивый черноволосый капитан. Парадный китель, украшенный орденами и медалями, был расстегнут, из-под него белела накрахмаленная сорочка с дорогими запонками. По обе стороны от капитана расположились офицеры, чуть дальше старшины и сержанты. Между офицерами сидели три молодые женщины, по одежде и прическам немки. Стол ломился от напитков и закусок.

Литвинов дал команду своим бойцам занять ключевые позиции и оглядеть квартиру. Капитан-артиллерист пьяным развязным голосом прокричал:

— Капитан! Забирай свою шпану и валяй отсюда. Здесь квартируем мы, боги войны. Хотя нет, ты можешь остаться и выпить с нами за нас и за победу. И девочек вот можешь попользовать.

Литвинов представился: