Полет Пустельги

Вадис, вернувшись в управление контрразведки фронта, кипя от возмущения, позвонил Абакумову. Жукову звонить не стал. Он знал, что у маршала с Серовым не просто хорошие отношения, но дружеские и очень давние. Начальник ГУКР обещал разобраться и посоветовал работать спокойно, не волноваться.

О ситуации в Берлине Абакумов немедленно доложил Верховному. Сталин вызвал на ближнюю дачу Берия и в своей обычной с хитрецой манере тихо спросил:

— Лаврентий. Ты зачем лезешь в чужие дела? Абакумова ты не любишь, я это знаю. Хотя ведь твой выдвиженец. Но зачем мешать контрразведке делать нужное дело? Если ты хочешь, налаживай собственное следствие по делу Гитлера и его прихлебателей. Возможно, это даст толк и более объективные данные. Но Смершу не мешай.

Берия, кипя от гнева, вышел в приемную и в присутствии военных и гражданских, ожидавших приема Верховного главнокомандующего, выкрикнул:

— Вот сука!

Все с испугу опешили, не понимая, к кому это относится. Поскребышев и начальник личной охраны Сталина генерал Власик подошли к Берии с изумленными лицами. Лаврентий Павлович, еще не остыв, сказал, обращаясь к Поскребышеву:

— Ваш дорогой Абакумов у меня кровавыми слезами плакать будет. Так ему и передайте. — Повернувшись к онемевшему от страха Власику, гаркнул: — Пошел вон!

Вадис вкратце рассказал Грабину и Савельеву о его визите к Серову и попросил крепкого чаю с лимоном. Отхлебывая горячий чай, он заговорил, обращаясь к Грабину:

— Берия мне этого не забудет. Как не забыл мою просьбу о переводе из НКВД в Смерш в сорок третьем. Я прошу тебя, Грабин, что бы со мной ни произошло, продолжай делать свое дело. Но, как только почувствуешь, что запахло жареным, сразу пиши рапорт о возвращении в армейскую разведку. И людей своих забери с собой. На Абакумова надеяться нельзя. Он еще никогда никого не выручал. Запомни мои слова, полковник.

Савельев в присутствии генерала Вадиса и полковника Грабина стал допрашивать обершарфюрера СС Менгесхаузена, входившего в состав личной охраны фюрера, и по косвенным данным участвовавшего в сожжении трупов Гитлера и Евы Браун. Парень был высокого роста, метр восемьдесят пять, не меньше. Физически хорошо и крепко сложен. Но во взгляде чувствовался ум и осторожность. Гейдрих, а после его убийства чешскими диверсантами Кальтенбруннер именно таких эсесовцев подбирали в личную охрану Гитлера. Сильных, высоких, прекрасно владеющих приемами рукопашного боя, отлично стреляющих из всех видов стрелкового оружия, толковых и расторопных. Непременным условием зачисления в спецподразделение охраны был боевой опыт, лучше на Восточном фронте, и наличие боевых наград. Савельев, учитывая все это и ощущая мощную энергетику эсесовца, построил допрос по-своему, несколько отойдя от формальных правил.

— Я вижу на вашем рукаве наградной жетон «За Демянск». Значит, мы с вами были где-то рядом. Я ведь тоже в сорок втором принимал участие в попытке ликвидации Демянского котла. Но вы дрались отчаянно. — Прием удался. Допрашиваемый увидел в советском майоре не тыловую полицейскую крысу, а боевого офицера, как и он, хлебнувшего кровавого варева из страшного котла в новгородских лесах и болотах. Менгесхаузен плотнее придвинулся к столу, положив на него свои ручища, похожие на кувалды, и всем видом показал готовность работать с этим симпатичным и мужественным офицером.

— Благодарю вас, господин майор, за высокую оценку. Из моего батальона дивизии «Мертвая голова» после выхода из котла в живых осталось двадцать три человека. Вы тогда нам здорово дали прикурить.

— Скажите, Менгесхаузен, а почему вы, сотрудник личной охраны Гитлера, оказались в сводном батальоне СС, входившем в группу войск Монке, и защищали имперскую канцелярию снаружи?

— Дело в том, господин майор, что у Монке крайне не хватало людей. Поэтому группенфюрер Раттенхубер, наш шеф, десятого апреля сформировал из части охраны взвод и направил его в распоряжение Монке. Но тридцатого числа он отозвал наш взвод в составе одиннадцати оставшихся в живых. Я командовал отделением, из которого в живых я один и остался. Нас хорошо накормили и дали пару часов поспать. А потом расставили на внутренние посты в новом здании рейхсканцелярии.

— Вы что-нибудь знаете о смерти Гитлера?

— Нет, господин майор, подробности смерти фюрера мне не известны. Только со слов моих товарищей, да группенфюрера Раттенхубера, я знаю, что он отравился 30 апреля вместе со своей секретаршей фрау Браун.

— Вы сказали секретаршей? — вступил в допрос Грабин. — Однако нам известно, что накануне своей смерти Гитлер и Ева Браун вступили в официальный брак. Разве Браун была секретаршей?

— Я знаю точно, что они поженились. Но была ли фрау Браун ранее личной секретаршей фюрера, я не могу сказать с уверенностью. Нам так говорило начальство. — Савельев попросил разрешения у Грабина продолжить допрос.

— Где конкретно вы дежурили тридцатого апреля?