Полет Пустельги

Затем, с небольшими перерывами на один-два дня, во время которых я просто отсыпался, следовали полеты в Берлин, Рехлин, Бреслау, Лейпциг, Дессау, Гамбург, Дюссельдорф, вновь в Гамбург, Эссен, Веймар, Дрезден, еще три раза в Берлин, Нюрнберг, Штеттин, вновь в Кёнигсберг, Регенсбург. Всего мы совершили более восьмидесяти полетов. Я, постоянно находившийся в напряженном состоянии из-за высокой интенсивности полетов, занятый ежедневным техническим осмотром и мелким ремонтом машины, конечно, не мог знать всех подробностей проведения избирательных кампаний. Я настолько уставал, что часто не понимал, о чем говорили со мной Гофман, Ганфштенгль, Зепп Дитрих. Только по каким-то особенным событиям или эксцессам я мог судить о возрастании политического напряжения в стране, все большем размежевании немцев по идейным соображениям в ходе избирательных кампаний.

Однажды в Гамбурге к нашему только что приземлившемуся самолету подъехала машина, и выбравшийся из нее начальник городской полиции нервно протянул Гитлеру пачку листовок. В них говорилось, что если Гитлер попробует появиться на митинге в Альт-Харбурге, этом постоянном оплоте коммунистов, живым ему не быть. Команду сопровождения охватило замешательство. Гофман и Шауб были явно напуганы. Зепп Дитрих стал всех успокаивать. А когда подоспевший гауляйтер Гамбурга доложил Гитлеру, что численность штурмовиков, охраняющих зал, в пять раз превосходит наряды полиции, что они не позволят никому пошевелиться и открыть рот, Гитлер успокоился. Через два часа он вернулся довольный, уверяя всех, после его выступления большинство коммунистов отдадут свои голоса за НСДАП. От Зеппа Дитриха я узнал, пока Гитлер произносил речь, на улицах вокруг зала разгорелось самое настоящее побоище между штурмовиками и отрядами коммунистического союза «Спартак». Полиция не вмешивалась. Верх одержали штурмовики.

Другой раз, в Кёнигсберге, мне самому пришлось оказаться в эпицентре политических страстей. Приземлившись вечером в середине октября на аэродром, я с моим бортинженером Цинтлем осмотрели самолет и попросили главного инженера аэродрома заправить машину. Когда Гитлер и сопровождавшая его свита уехали, самолет был тут же взят под охрану отрядом штурмовиков. Мы с Цинтлем тоже отправились отдыхать. Ночью спал плохо. Часто просыпался. Одолевали тревожные чувства. Дело в том, что и ранее в Кёнигсберге у нас постоянно возникали проблемы с аэродромным персоналом, который в большинстве своем был агрессивно настроен против НСДАП. И на это раз все повторилось, но в более обостренной форме.

Утром, прибыв на аэродром, мы обнаружили машину незаправленной. Я направился к главному инженеру и потребовал объяснений. Тот в смущении объяснил причину. Техники отказались подгонять заправщик, увидев охрану из штурмовиков. Никакие увещевания не помогли. Я сам пошел к обслуживающему персоналу. Техники встретили меня недружелюбно. Один из них в вызывающей форме объявил: пока не будут убраны штурмовики, они и пальцем не пошевелят, и обслуживать нацистский самолет не станут. Я попытался им объяснить, что самолет принадлежит компании Люфтганза, а не является собственностью НСДАП. Он просто зафрахтован. Мне пришлось отдать приказ штурмовикам покинуть аэродром. Но и тогда техники ничего не стали делать. Тогда я предупредил их о том, что вызываю бензовозы фирмы «Шелл», заправляю нашу машину и заливаю весь аэродром бензином. Угроза помогла. Самолет был заправлен. Техники даже заварили треснувшую выхлопную трубу. Впоследствии мне стало известно, что здесь поработали советские агенты НКВД, работавшие под крышей авиакомпании «Дерулюфт». Эта советско-германская компания обслуживала маршрут Москва — Кёнигсберг.

Одним из радостных событий этого напряженного тридцать второго года стала замена в начале октября нашего старенького «рорбаха» на новенький Ju-52. Геринг, будучи председателем рейхстага и лидером его крупнейшей партийной фракции, официально обратился к Мильху с просьбой сдать в аренду НСДАП один из этих прекрасных пассажирских самолетов. Мильх любезно согласился, и в моем распоряжении оказалась машина, первым испытателем которой на заводе Г. Юнкерса в Дессау был я. Отныне мы могли брать на борт не девять пассажиров, а шестнадцать. О сравнении уровня комфортности Ju-52 с «рорбахом» и говорить не стоит. Гитлер был доволен новой машиной, я же, как профессиональный пилот, просто счастлив.