Полет Пустельги

Отто Дитрих рассказал, как в Нюрнберге в вереницу машин, сопровождавшую фюрера, с крыши сбросили гранату. Она угодила в машину Юлиуса Штрайхера, гауляйтера Франконии. Его там, правда, не было. Но водителя разорвало на куски.

— А в Бамберге, — продолжал он, — когда мы ночью в кромешной темноте, из-за предосторожности не включая фары, возвращались с митинга, из подъездов домов нас обстреляли из пистолетов. Жертв не было, но два лобовых стекла разлетелись, словно брызги. Только руки, да лицо некоторым, — он указал на Зепа Дитриха, — слегка посекло осколками.

В беседу включился Ганфштенгль:

— Что это вы, друзья, засыпали нашего боевого орла всякими страшилками? Господин Баур, в скольких боевых эпизодах вы участвовали?

Я, не задумываясь, ответил так, как было записано в моем послужном формуляре:

— В девяноста двух воздушных боях.

— А сколько на вашем счету побед? — не унимался Пуци.

— Двадцать девять сбитых самолетов противника. Это не считая тех, что я сбил во время войны с Советами в 1919 году. Всего же будет больше сорока.

— Вот так, господа! — заключил Ганфштенгль. — А вы про пистолеты, да кулаки. Давайте к делу. Шауб, где план-график?

Я внимательно стал читать план-график, вычеркивая из него те города, где отсутствовали аэродромы или имевшиеся взлетно-посадочные полосы были ненадежны для приема тяжелого пассажирского самолета, каким являлся «рорбах». Шауб был возмущен моим вольным обращением с документом. Он что-то ворчал, намекая на то, что фюрер будет крайне не доволен. Отто Дитрих сказал ему:

— Шауб, хватит брюзжать. Баур прав. Мы в конце концов должны думать не о том, чем будет доволен или не доволен фюрер, а о его безопасности и эффективности избирательной кампании. Переделайте план-график таким образом, чтобы в нем остались только города, в которых имеются аэродромы. Остальные оставим на закуску.

Все члены штаба поддержали Дитриха, и ворчавший Шауб ушел перепечатывать документ. Пока Шауб отсутствовал, мы все дружно по предложению Ганфштенгля отправились в ближайшее кафе пропустить по кружечке пива.

В кафе Ганфштенгль пристроился поближе ко мне и с живым интересом стал расспрашивать о самолете. Он честно признался в том, что ужасно боится полетов.

— Я, знаете ли, дорогой Баур, — говорил он, смеясь, — и с лошади падал не раз, и с велосипеда. В Гарварде однажды чуть не утонул, перевернувшись в каноэ. Лодка-то маленькая, утлая, а я большой. Когда с женой переплывали на лайнере Атлантический океан, все время думал о «Титанике». Со страхом оглядывал горизонт в бинокль, отыскивая шальной айсберг. Но вот с неба еще не падал. — Он весело расхохотался.

— Черный у тебя юмор, Пуци, — заметил Гофман, заказав себе двойную порцию коньяка, — а скажите, Баур, спиртное в полете помогает? Ну, я имею в виду как средство от страха.

— Ха-ха, — веселился Ганфштенгль. — Сколько же тебе, Генри, за всю кампанию придется выпить? В Баварии уж точно не сыскать такого запаса спиртного. Ха-ха.

В кафе вошел молодой эсесовец в черной форме, оглядел зал. Увидев нашу компанию, быстро подошел и что-то шепнул на ухо Зепу Дитриху. Тот наклоном головы отпустил посыльного и сказал мне, что через четверть часа фюрер ждет меня. По дороге в Коричневый дом Зеп инструктировал:

— Фюрер боится полетов. Вначале он и слышать не желал о самолете. Но Ганфштенгль убедил его, сославшись на опыт американских политиков, активно использующих авиацию во время избирательных кампаний. Фюреру доказывали, политик, прилетающий к избирателям на самолете, демонстрирует не только свою прогрессивность, приверженность к современной технике, но и личное мужество и храбрость. На фоне старых и консервативных противников фюрер сможет набирать дополнительные очки. Ты, Баур, уж постарайся развеять его опасения и страхи.

Фюрер, как и вчера, был бодр и оптимистичен.

— Я поглядел ваши исправления и полностью с ними согласен. Мы не должны рисковать ни людьми, ни дорогой машиной. Города без аэродромов, а это всего лишь пять процентов от семидесяти городов по плану, оставим на завершающую часть кампании. Если успеем.

Он изменился в лице.

— Знаете, Баур, я, откровенно говоря, опасаюсь полетов. Не то чтобы мне было страшно разбиться, чему быть, того не миновать. Я боюсь, что меня будет тошнить и выворачивать наружу. Что все будут наблюдать эту отвратительную картину. Что я загажу салон самолета, и он насквозь провоняет. И все это будет продолжаться бесконечно.

Он придвинулся ко мне вплотную и пристально глядел мне в глаза с надеждой на помощь.

— Мой фюрер, — спросил я его, — вы уже летали на самолете?

— Да, мой друг, летал, — Гитлер стал энергично расхаживать по кабинету, — это было в марте двадцатого года, во время капповского путча. Я решил немедленно отправиться в Берлин на поддержку Каппа и Людендорфа. Гесс посоветовал лететь самолетом и рекомендовал Риттера фон Грейма, которого считал лучшим летчиком.

Это замечание задело мое самолюбие, ударило, словно слабый электрический разряд.