Полет орлицы

– Это моя одежда, в ней я совершала свои подвиги, на которые у других не хватало духу. В ней я изгоняла англичан и короновала своего дофина в Реймсе. – Ее голос становился все тверже. – В этой одежде меня исповедовали священники, в ней я слушала сотни месс. Господь велел мне одеться так, и потому никто не имеет права указывать мне, в чем ходить. Тем более англичане! И вы – кто служит им!

– Жанна, это повторное впадение в грех, оно наказуемо смертной казнью…

Жанна спрыгнула с топчана.

– Хотите сжечь принцессу крови?! Так сожгите, святой отец! Сожгите сестру своей английской королевы и тетку своего короля! И тогда мой король перевешает всех пленных аристократов, как он и обещал! Всех до единого! – Она яростно замотала головой. – Ненавижу вас…

Пьер Кошон опустил глаза. Еще два дня назад ему казалось, что узел развязан. Но на месте одного узла появился другой – в десять раз крепче и замысловатей. Чуда не произошло. Жанна осталась Жанной. Каковой ее создал Господь Бог – непримиримой, страстной, смелой.

– Я забираю назад свое отречение, – подняв глаза на Кошона, сказала девушка. – Я поступала так, как говорил мне Господь, и я не отрекусь более ни от чего. Я была верной Его дочерью и останусь таковой до последнего дня, до последнего мгновения своей жизни!

Замолчала Жанна, молчал и Пьер Кошон. Любые слова сейчас были бы лишними.

В эти самые минуты в руанской резиденции лорда Бедфорда, поглядывая на присмиревших собак, Луи Люксембург говорил регенту:

– Милорд, просто чуда не произошло. Вы ведь рассчитывали на него, не так ли? Мы запугали ее, но запугали ненадолго. Поймите, Жанна останется Жанной, ее не переделать. Нельзя орлицу превратить в перепелку. А то, что Жанна – орлица, это несомненно! Даже если, запугав ее всеми кругами ада, мы и добьемся вновь ее отречения, то и на следующий день, придя в себя, она поднимет голову и скажет: «Я – Жанна, и говорю от имени Господа нашего!» Это – очевидно.

– Вы правы, – кивал лорд Бедфорд, – вы правы, дорогой Луи.

– Мир вздохнет свободно только в том случае, когда Жанны не станет. Мы с вами вздохнем свободно, Джон…

В редких случаях Луи Люксембург называл своего хозяина и друга по имени, когда разговор их, сбрасывая последние крохи официоза, становился по-товарищески доверительным.

Бедфорд исподлобья взглянул на графа:

– Возможно, я ошибался, когда рассчитывал на ее благоразумие.

Луи Люксембург слегка улыбнулся:

– Все поправимо, милорд.

Джон Бедфорд дал указание прислуге немедленно разыскать Пьера Кошона, но тот сам быстрым шагом уже входил в открытые двери регентских апартаментов. Едва он вошел, как собаки подняли головы; стоило Бедфорду подняться с кресла, как те вскочили за ним.

– Кошон! – выпалил регент, едва епископ Бове успел ему поклониться. – Думаю, вы уже знаете, что Жанна вновь одела мужской костюм?

Это прозвучало как обвинение.

– Да, милорд, – ответил Пьер Кошон, зацепив взглядом Луи Люксембурга. Воистину – злой дух, которому открыты все дороги! Два епископа почтительно раскланялись друг с другом. – Я только что был у нее.

Бедфорда эта расторопность его верного слуги немного озадачила.

– И что вы скажете? Вы говорили с ней?

– Это осознанный шаг, милорд. Увы, она отреклась от своего раскаяния. Но интересно другое, почему за три дня никто не убрал из ее клетки мужской костюм?

Бедфорд взглянул на Люксембурга. Но тот лишь пожал плечами:

– Оплошность, но разве она что-нибудь решает? Главное, это сердечный порыв, милорд. – Он цепко взглянул на Пьера Кошона. – Не так ли, ваше преосвященство?

Пьер Кошон знал, что там, где ступает нога Луи Люксембурга, вянет трава и перестают петь птицы. Еще он знал, что никогда не сможет занять при лорде Бедфорде того места, которое занимает Луи Люксембург. Эти двое были первыми аристократами своих королевств – Англии и Франции. А он, Пьер Кошон, оставался для них безродным чиновником. И не ему было спорить с Люксембургом.

– Сердечный порыв – великая сила, – согласился Пьер Кошон.

– Нам нужно немедленно решить, что делать с Жанной, – сказал лорд Бедфорд. – Кошон, что делают с людьми, которые повторно впадают в грех?

– Церковь навсегда изгоняет их из своего лона, – проговорил епископ Бове, – и передает в руки светской власти. В данном случае, в ваши руки, милорд. И с этой минуты вы вольны делать с ней, что захотите.

– Иначе говоря, я должен немедленно отправить еретичку и колдунью на костер?

– Именно так, милорд. Другого пути еще не придумано.

Лорд Бедфорд прошелся по зале, поглядывая на вновь присмиревших псов, следивших за ним.