Полет орлицы

– В чем дело? – усмехнулся незнакомец. Но он не ответил. – Налейте еще вина, Грис. – Тон его изменился. – Теперь, после отречения, она никому не нужна – ни своему королю, ни французам, о которых так пеклась, ни Господу Богу. Она – тень! Презренная тень… Если бы она нашла в себе силы просто сдохнуть, и то бы ее имя осталось на устах людей, а теперь они будут плеваться, услышав имя Жанны Девы! Потому что она отвергла все, за что боролась. Ее слово, которому верили, ничегошеньки не значит! Она просто струсила – вот в чем дело! Дева Жанна – всего лишь жалкая тряпка. Ничтожество. В земляном черве и то больше достоинства, чем в этой «героине»! Покажите мне ее, Грис…

Жанна, слушавшая их разговор едва дыша, напряглась. Ей стало страшно. Сейчас на нее будут смотреть – как на земляного червя. Сейчас…

– Извольте, милорд, – с усмешкой сказала Джон Грис. – Идемте!

Скрипнули табуреты. Две тени появились в коридоре между двух камер. Но только Джон Грис вышел на свет – два слабых факела, освещавших камеру Жанны, бросили отблеск огня на его лицо. Спутник Гриса остался в темноте. Он был одет в черное. Жанна всматривалась в окутанные сумраком черты его лица, но рассмотреть их не могла.

– Любуйтесь, милорд, – сказал Джон Грис, кивнув в сторону заключенной. – Это – Жанна!

– Кто вы? – спросила девушка, не сводя глаз с незнакомца.

Но он молчал.

– Кто вы – назовитесь, – вставая с топчана, подходя к клетке, повторила она.

Джон Грис усмехнулся, оглянулся на спутника.

– Какая разница, кто я? – проговорил тот. – Важно, кто ты. Полбеды, Жанна, если ты разуверилась в голосах, говоривших с тобой. И беда, если сознательно отреклась от Господа своего. Если Его голос ты назвала голосом дьявола. Гореть тебе в аду за эту ложь. Потому что не родится на свет большего ничтожества, чем ты. Не увидит отныне свет более подлой и лживой твари!

Вцепившись в прутья клетки, Жанна всматривалась в незнакомца. Даже Джон Грис теперь смотрел на человека-тень, стоявшую в полумраке камеры.

– А я знаю, кто вы, милорд, – тихо проговорила девушка, сделав ударение на последнем слове. – Вы – тот, с кем я боролась всю свою жизнь. Кого ненавидела и презирала. Вы и есть – дьявол. Слышите, Грис, вы делите хлеб с дьяволом! И пьете с ним вино! – Она вновь обратилась к тени. – Но я… не боюсь вас. Слышите? Как не боялась никогда…

– Я сказал все, что хотел сказать, – проговорил незнакомец. – Идемте, Грис, у нас еще есть вино. – Он усмехнулся. – И хлеб, которым я с вами с удовольствием поделюсь. Оставим Деву Жанну – теперь ее ждет иной суд.

Джон Грис еще раз взглянул на девушку, повернулся и пошел вслед за своим гостем. А Жанна еще долго стояла у края клетки, слушая голоса двух людей – тюремщика Гриса и незнакомца, который, казалось, забыл о ней.

8

За обедом 27 мая, употребляя жареную форель, сыры, хлеб и зелень, запивая нехитрое яство вином, Кошон размышлял о Жанне. Когда он уже перестал верить в удачный исход дела, злился на нее, готов был проклясть девчонку, она сломалась, сдалась. И теперь он, хоть и противился своему чувству, вновь злился на нее. Ведь он уже смирился с мыслью, что она – героиня. Не его героиня. И все же… Что она сильнее всех своих врагов вместе взятых…

Его трапезу прервал секретарь суда Массьё – Гильом впустил его.

– Ваше преосвященство, у нас – беда, – поклонившись, выпалил запыхавшийся секретарь. – Дева Жанна вновь одела свой богомерзкий костюм.

– Что?! – едва не подавившись куском рыбы, пробормотал епископ.

– Жанна вновь одела мужской костюм, ваше преосвященство.

Пьер Кошон прожевал кусок форели, поспешно запил его вином.

– А… лорд Бедфорд уже знает об этом? – спросил он.

Массьё вздохнул:

– Увы, да.

Кошон вытер губы платком, хлопнул в ладоши:

– Гильом, одеваться!

Через двадцать минут его карета остановилась у ворот замка Буврёй, еще через десять минут перед ним открывали ворота в камеру Жанны. Архиепископу поклонился дворянин-тюремщик:

– Ваше преосвященство…

– Как это могло произойти, Грис? – тихо, но гневно спросил Кошон.

– Ведьма взялась за старое, монсеньор.

– Я не об этом, Грис! Откуда у нее взялось мужское платье?

Англичанин пожал плечами:

– Кажется, мы забыли его забрать из клетки…

– Забыли забрать из клетки? – побагровел Кошон. Он затряс головой. – О чем вы думали, Грис?! Оставьте нас, – сказал он, когда тюремщик хотел было сопровождать его, и направился к клетке с заключенной.

Пьер Кошон вышел в свет факелов. Девушка сидела на топчане, подтянув к себе ноги, обхватив колени руками. Да, она была в своем прежнем наряде. Черный камзол, черные штаны. Только волосы ее были длинными, спутанными. Трудно было понять, куда она смотрит. Глаза ее казались пустыми. Она никого сейчас не видела.

– Жанна, почему? – приблизившись к клетке, спросил Кошон.

Девушка ожила, взглянула на него.

– Почему – что?

– Ты знаешь… На тебе вновь мужская одежда. Зачем ты одела ее?