– Говори, Жанна, – повторил мэтр Эрар. – Отрекаешься ли ты от своей богопротивной ереси? Говори…
– Нет, – едва слышно прошептала девушка.
– Громче, Жанна! – выкрикнул он.
– Нет, – четко и внятно сказала она.
Свершилось. Но все – и дворяне, и простолюдины, собравшиеся на кладбище Сент-Уэн, – еще точно ждали чего-то…
Мэтр Эрар кивнул:
– Ты сделала свой выбор. Ваше слово, господин судья, – он поклонился Пьеру Кошону, – ваше преосвященство…
Епископ Бове Кошон встал к кафедре. Он задумал одно, но все получилось иначе. Жанна не сдалась. Она выиграла и она проиграла.
Церковь отказывалась от своей дочери. Она вычеркивала ее из списка людей, которые могут рассчитывать на Царствие Небесное. Ее душа отныне будет проклята. И уже скоро Господь, встретив ее на Своем суде, покарает ее, низвергнет вниз, бросит в огонь. Но чуть раньше должно быть брошено в огонь тело…
Пьер Кошон читал приговор отречения Жанны от Церкви Христовой, читал громко и уверенно, так же, как уверенно берет умелый палач в руки свой топор… И тогда пронзительный крик остановил его:
– Стойте!
Кошон прервался.
– Стойте, прошу вас! – Это кричала Жанна. Ее кулаки были прижаты к груди. Она опустила голову, но тут же вновь подняла ее. – Стойте…
– Да, Жанна? – спросил Кошон.
– Не читайте дальше, монсеньор, прошу вас…
– Но Жанна…
– Не читайте. Я отрекаюсь.
– Что?!
Взволнованный шепот порывом ветра пронесся по рядам зрителей всех сословий. И аристократы, и простолюдины с одинаковым любопытством смотрели на девушку.
– Я отрекаюсь, монсеньор.
– Повтори еще раз, – приказал ей мэтр Эрар.
Но она даже не взглянула на него. Она смотрела на епископа Бове.
– Я отрекаюсь! Отрекаюсь… Я согласна принять все, что соблаговолят постановить судьи и церковь, и подчиниться во всем их воле и приговору. – Голос ее то и дело прерывался, но она, собираясь с силами, продолжала. – Если церковь утверждает, что мои видения и откровения являются ложными, то я больше не желаю защищать их. Я отрекаюсь…
Лорд Бедфорд хотел вновь и вновь слышать это признание. «Свершилось, свершилось, свершилось!» – пело его уставшее английское сердце. Когда Жанна в последний раз сказала: «Отрекаюсь», – он закрыл глаза, члены его обмякли. И выдох регента оказался похож на сладострастный стон.
Колосс рассыпался, подрезанный репей упал к его ногам…
А Жанна уже читала новую бумагу, глядя в строки слепыми глазами. Пьер Кошон все предусмотрел. И выиграл! Жанна читала бумагу, где она обязывалась не одевать более мужской костюм и стричься под горшок, не брать оружия в руки и не воевать против англичан, где она отрекалась от Карла Седьмого и вверяла свою судьбу истинному королю – Генриху Шестому и Святой матери церкви.
Даже голос ее изменился, точно другой дух вселился в эти минуты в девушку. Дух страха и опустошения, а главное – предательства.
Пьер Кошон боялся и потому торопился. Жанна не должна была нарушить то хрупкое отречение, на которое решилась. Дух силы и воли, непобедимый дух прежней Жанны, для которой не было никаких преград, не должен был вселиться обратно в ее тело.
И потому Кошон уже брал новый свиток, разворачивал его и читал во всеуслышание, что именем короля Генриха Шестого и Святой матери церкви, учитывая чистосердечное раскаяние подсудимой Девы Жанны, суд снимает с нее церковное отлучение и возвращает ее обратно в свое лоно.
– Но так как ты, Жанна, тяжко согрешила против Бога и святой церкви, – продолжал Кошон, – мы осуждаем тебя окончательно и бесповоротно на вечное заключение, на хлеб горести и воду отчаяния, дабы там, оценив наше милосердие и умеренность, ты оплакивала бы содеянное тобою и не могла бы вновь совершить то, в чем ныне раскаялась.
Документ был приготовлен заранее с разрешения лорда Бедфорда, который уже и не рассчитывал на подобную удачу, и под диктовку епископа Бове, в сердце которого теплилась надежда: а вдруг свершится, вдруг воля Жанны подведет, рассыплется в прах?
Так и случилось: Жанне дали перо и – о чудо! – она поставила свою подпись.
Жанна была сама не своя. В ее глазах Пьер Кошон увидел что-то безумное, страшное. Точно еще минута, другая – и она проклянет всех, здесь сидящих, и провалится в разверзнутую землю.
Или вознесется огненным столбом в небеса.
– Суд окончен, – четко скомандовал он, – осужденную увести и посадить под замок до дальнейшего рассмотрения ее судьбы!
Стража взяла Жанну, потерянную, едва ли помнящую, где она, и запихнула в клетку на телеге. Лязгнул замок, и еще не успели важные дамы и господа, вздохнувшие свободно после долгих месяцев судебных прений, разбрестись по своим кортежам, а Жанну уже везли в сторону Буврёя.