Полет дикого гуся. Изыскания в области мифологии

Такие неожиданные просветления характерны для всех ритуалов инициации. То, что вселяло страх в детей, становится символической принадлежностью мира взрослых. Тем не менее в результате символы не воспринимаются как обман; напротив, те, кто трубят в турндуны, получают подношения в виде пищи⁴⁴. Они – божества, хранители Пути жизни. «При сотворении мира, – рассказывал знахарь народа пауни, живущего на территории Канзаса и Небраски, – было решено, что должны существовать меньшие силы. Тирауатиус, могущественная сила, не мог приблизиться к человеку, не мог быть виден или ощутим им, поэтому были разрешены меньшие силы. Они должны были стать посредниками между человеком и Тирауа»⁴⁵. Примерами таких сил и являются мифологическая подоплека и «реквизит» для обрядов перехода. Они наполнены силой предвечного истока и конца всякого существования.

Тот факт, что в захоронениях мустьерской эпохи (средний палеолит) находят орудия и кости животных, доказывает, что представления о жизни после смерти существовали 50 000 лет до н. э. В более поздних захоронениях времен верхнего палеолита трупы лежат в позе эмбриона – это подтверждает существование уже тогда идеи второго рождения. И, наконец, изображение танцующего знахаря в маске в ориньякской пещере Труа-Фрер (Арьеж, Франция) говорит о том, что 15 000 лет назад должны были существовать посвященные, осознающие силу и значение символов. Возможно, было бы слишком смело предполагать, что в каком-либо первобытном обществе могли существовать педагоги или мистагоги, чье прочтение идеи о перерождении было бы равноценно, скажем, индуистскому, но, тем не менее, нельзя отрицать, что в первобытных мифологиях и обрядах мы находим образ солнца-двери, сталкивающихся скал, смерти и воскресения, Воплощения, священного брака и искупления отца, используемых не бессистемно, а в тех же отношениях, что и в мифах высших культур⁴⁶. Вот, что писал Кумарасвами:

Фактическое единство фольклора представляет на массовом уровне именно то, что ортодоксальность элиты представляет в относительно образованной среде. Отношения между народной и ученой метафизикой, кроме того, аналогичны и частично идентичны отношениям между малыми и большими мистериями. В значительной мере обе они используют одни и те же символы, которые в одном случае воспринимаются более буквально, а в другом – как притчи: например, «великаны» и «герои» народной легенды – это титаны и боги более ученой мифологии, гигантские сапоги героя соответствуют шагам Аани или Будды, а «мальчик-с-пальчик» – не кто иной, как Сын Божий, которого Майстер Экхарт описывает как «малого, но столь могучего». Пока передается фольклорный материал, до тех пор существует почва, на которой может быть возведена надстройка полноценного понимания посвящения⁴⁷.

В любой культуре, имеет ли человек возможность родиться заново или должен оставаться духовным эмбрионом, миф является особым лоном человечества, испытанной временем матрицей, в рамках которой вызревает изначально неполноценное существо. В то же время миф защищает растущее неподготовленное эго от либидо и снабжает его необходимой пищей. Мифология способствует гармоничному интуитивно-инстинктивному, а также рациональному онтогенезу, и на протяжении всего существования вида морфология этого своеобразного духовного органа Homo sapiens не менее постоянна, чем морфология хорошо известного, легко узнаваемого человеческого тела.

Тревога за нерожденных