Полет дикого гуся. Изыскания в области мифологии

«Миф, – вновь повторяет он, – это истина, а весь человеческий опыт – еt быстротечные отражения. Мифическое повествование – вне времени и пространства, оно здесь и сейчас, и в то же время везде»²⁹. Для точности можно добавить, что и сон – это истина для сновидца, а весь его повседневный опыт суть быстротечные отражения.

Серьезное изучение мифологии должно относиться к предмету своего изучения с должной серьезностью, исследовать его во всей совокупности, понимая, какую роль играла мифология на протяжении всей истории человечества. Ведь мифология, подобно сну, – это спонтанный продукт психики; подобно сну она исходит из психики, из человеческой природы; подобно сну, подобно самой жизни она недоступна для непосвященных. В самых примитивных человеческих обществах мифология – это набор обрядов и ритуалов; для индийских, китайских и греческих философов (и для тех, кто их читал) мифология – это красочный язык метафизики. Ее вторая функция не противоречит первой, а обогащает ее; обе они связывают человека с его миром, и зримым, и трансцендентным. Мифология – лоно человеческой инициации жизни и смерти.

Биологическая функция мифа

Как функционирует мифология, почему люди создали ее и зачем она им нужна, почему повсюду она, по существу, неизменна и почему ее сознательное разрушение ведет к задержке развития? Все это становится ясным, если, избежав исторического подхода, посмотреть с точки зрения биологии и взять предметом рассмотрения само человеческое тело, которое является одновременно и портным, и моделью для одежд истории. Как утверждает Рохейм в своей блестящей монографии «Происхождение и функции культуры»:

Важнейшая разница между человеком и его собратьями животными состоит в инфантильном морфологическом характере людей, заключающимся в продлении детства. Это продленное детство объясняет травматический характер сексуального опыта; наши собратья обезьяны не страдают от этого, как и от эдипова комплекса, который, по сути, есть конфликт между старым и новым объектами любви. В конечном счете защитные механизмы обязаны своим существованием тому, что наша Сома (Эго) отстает в развитии от Гермы (Подсознания), вследствие чего незрелое Эго развертывает механизмы защиты от либидо, к борьбе с которым оно не готово³⁰.

«Человек, – как удачно выразился Адольф Портманн, – неполноценное существо, чей образ жизни – это исторический процесс, обусловленный традицией»³¹. Для человека характерна врожденная зависимость от общества, а общество, в свою очередь, происходит из своеобразной психосоматической структуры человека и одновременно ориентировано на нее. К тому же эта структура уходит корнями не в какой-либо локальный эскиз со своими экономико-политическими особенностями, а в подсознание биологического вида в целом. И во льдах Баффиновой земли, и в бразильской сельве, в сиамских храмах и парижских кафе, «цивилизация, – как показывает д-р Рохейм, – происходит из отсроченного детства, и функция ее – безопасность. Эта не что иное, как бесконечный ряд более или менее успешных попыток защитить человечество от потери предметности – грандиозные попытки ребенка, который боится остаться один в темноте»³². В таком контексте символический потенциал важен не меньше, чем экономический; символизм, как защитный механизм психического, не менее необходим, чем питание Эго. Таким образом, общество, как порождающий орган, – это своего рода второе лоно, в котором проходят постнатальные стадии созревания человека, – и плацента тут уже ни при чем.